Новости ПКРМ. Проклятый мост
Из записок военного штурмана Георгия Васильевича Манторова
В среде молдавских коммунистов хорошо известно имя Олега Манторова — члена ЦК ПКРМ, председателя партийной комиссии ЦК, преданного своему делу человека и регулярного автора газеты «Коммунист».
Долгие годы Олег Георгиевич хранит записки своего отца — военного лётчика, прошедшего все круги фронтового ада и получившего самую главную солдатскую награду — Великую Победу. Сегодня мы публикуем небольшой отрывок из этих мемуаров.
* * *
В первых числах июля 1944 года мы слетали на бомбардировку скопления войск и техники противника в районах Полоцка, Бокачи, Ракишкис, а также на бомбардировку переправы через Дриссу. Последний вылет мне особенно запомнился своей необычностью и тем, что нашему экипажу пришлось действовать в нем самостоятельно.
Проклятый мостНужно было во что бы то ни стало уничтожить мост, по которому противник отводил на новые рубежи механизированные части, артиллерию, танки.
Девятку повели командир полка Татулов со штурманом полка Рыбаковым.
Едва мы пересекли на высоте около тысячи метров линию фронта, немцы открыли по нам зенитный огонь. Черт их знает, откуда у них взялось столько пушек. Они стреляли беспрерывно и до разворота девятки на цель, и после того, пока мы развернулись в сторону моста.
Тут уж началось что-то невероятное. Снаряды рвались между самолетами, выше, ниже и сзади. Нас буквально засыпало осколками. И вот тогда все мы по-настоящему оценили мастерство командира полка. Маневрировал он виртуозно: еле заметными движениями отворачивал машину то вправо, то влево, то опять вправо — и вся девятка шла между разрывами, как слаломист между флажками.
Впереди уже была видна цель — новенький деревянный мост, — как в правую мотогондолу нам что-то стукнуло. Однако мотор продолжал работать нормально, и мы успокоились.
— «Осколок», — решил я и продолжал наблюдать за ведущим: сейчас он должен открыть бомболюки.
Через несколько секунд ведущий действительно открыл створки люков, и машина его застыла на боевом курсе. Я поставил рукоятку управления бомболюками в нижнее положение, но… характерного звука, сопровождающего открытие люков, не последовало. Манометр показывал, что давление в гидросистеме упало: вероятно, гидравлическая смесь где-то вытекала.
Не спуская глаз с ведущего, левой рукой я стал качать помпу и, стараясь говорить как можно спокойнее, доложил Мише:
— Люки не открываются. Повреждена гидросистема.
— Качай ручной помпой, — тут же ответил он, продолжая держать машину впритирку к машине командира полка.
— Уже качаю, — ответил я и заработал насосом изо всех сил.
В это время из фюзеляжа самолета ведущего одна за другой посыпались бомбы. А через две-три секунды распахнулись наши люки. Но что из того? Сбрасывать бомбы было уже поздно. Нужно или возвращаться с грузом домой (это так обидно), или повторить заход на цель.
— Миша, давай бомбить самостоятельно. Разворачивайся на сто восемьдесят и смени высоту метров на пятьдесят, — предложил я летчику.
Назаров молча отвернул от строя. Восемь наших машин со снижением ушли к линии фронта. Мы остались одни.
— Цель накрыта, — доложил Андрей Долгополов, — только мост не задели.
— Радист, передай истребителям сопровождения, чтобы остались прикрыть нас, — как обычно скороговоркой приказал Миша и стал плавно разворачивать самолет на обратный курс. Два истребителя пристроились к нам сзади сверху, словно почетный эскорт.
Зенитки продолжали неистовствовать, но нам было не до них. В нас проснулся какой-то никогда не испытываемый раньше азарт. Миша выровнял машину, я быстро установил на прицеле необходимые данные, и мы легли на боевой.
— Разрывы слева выше нас, — комментировал Баркалов.
— Разрывы ниже справа, — вторил ему Долгополов.
— Хорошо… хорошо… — ответил я им, думая не о разрывах, а о том, что хорошо идем на цель.
— Миша, доверни чуть влево… Хорошо… хорошо…
Я уже положил палец на кнопку и готов был нажать ее, но почти в самый момент сбрасывания самолет резко качнуло взрывной волной — цель метнулась в сторону, к самому краю сетки прицела.
— Бомбы не сбросил, — сдавленным голосом сказал я.
— Разворачиваемся на сто восемьдесят.
Миша все так же молча развернул машину и направил нос ее на злополучный мост. Я опять прильнул к окуляру. В голове стучало, руки слегка подрагивали. Из-под шлемофона и по лбу текли ручейки пота, огибали брови, размазывались по щекам…
— Разрывы ниже нас… Слева… Справа…
— Хорошо… хорошо… Два градуса влево… Так держать, Миша! Теперь смотри за высотой и скоростью — буду бросать.
Я сорвал с руки мокрую от пота перчатку и опять положил палец на кнопку.
— Стой! Не бросай! — крикнул Назаров и положил машину в крутой левый разворот.
— Плохо зашли: скорость велика. Захожу еще раз…
На третьем заходе самолет перед самым моментом сбрасывания опять швырнуло в сторону. Мы все дружно выругались и стали снова разворачиваться на мост.
Мост медленно ползет к перекрестью сетки. Он запомнился мне на всю жизнь, этот проклятый мост. Узкий и довольно длинный, похожий на новенькую школьную линейку, на этот раз он только изредка порывался убежать в сторону. А к моменту сбрасывания и вовсе притих.
— Хорошо, Миша! Держи, держи… Бросаю!
С остервенением жму на кнопку раз, на всякий случай и еще раз. Включаю фотоаппарат, не моргая смотрю за падающими бомбами. Пот заливает глаза, мешает смотреть. Но это все пустяки, пустяки, вот сейчас должны быть видны разрывы… Раз… Первая бомба падает с недолетом, вторая тоже не достает моста. Третья… Ура! Летят кверху земля, водяная пыль, какие-то обломки… Третья взорвалась у самого берега, где мост соединяется с дорогой. Четвертая бомба ударила в другой берег, немного в стороне от моста, но это уже не важно, бог с ней, хватит им и одной, как-никак, а в ней четверть тонны веса!..
С крутым снижением уходим на восток, пересекаем линию фронта, прощаемся с истребителями. Теперь домой, домой.
COMUNIST.MD
