Новости КПБ. Установка памятника в Куропатах рассчитана на западных дипломатов?
6 ноября в Куропатах между колес строительной техники можно было наблюдать высоких гостей из западных посольств. На возложение цветов в урочище пришли дипломаты из Польши, Литвы, Великобритании, Германии, Франции, а также впервые – Украины и Армении.
Как сообщает TUT.BY, для иностранных посетителей приезд в Куропаты в начале ноября – традиция.
«Для дипломатов, работающих в Минске, стало традицией собираться на „Дзяды“ — то время года, когда белорусы поминают своих предков, — или около этого времени и посещать такие места, как Куропаты и Тростенец, чтобы почтить память жертв массовых депортаций и истребления, устроенных тоталитарными режимами двадцатого века», — сообщили в представительстве ЕС в Минске.
Как видим, анонимные представители ЕС за словом в карман не лезут. Но, во-первых, католический праздник Деды предполагает поминовение собственных предков, а не участие в политических мероприятиях. Во-вторых, сопоставление двух режимов, а также слова про «массовые депортации» – очевидный реверанс в сторону поляков, которые считают, что в Куропатах захоронены польские граждане (напоминаем, данная версия была выдвинута З. Позняком «вдогонку», чтобы объяснить происхождение 74 советских гильз 1939 года).
Любопытна и другая деталь. Как сообщил Белсат, на установку памятника, которую инициировала Федерация профсоюзов Беларуси, никто из оппозиционных активистов не пришел. Присутствовали только представители скульптурного комбината и ФПБ. А сами оппозиционные политики выразили недовольство проектом скульпторов и архитекторов.
Создается впечатление, что данная акция рассчитана исключительно на западных дипломатов, для которых походы в Куропаты, оказывается, уже стали «традиционными».
Удивляет и привязка к праздничной дате. Но прямо на 7 ноября памятник открывать застеснялись и сообщили, что «дорога раскисла» и что установка затянется на несколько дней.
Что ж, пока есть время, предлагаем господам послам изучить новые подробности «немецкой версии» и задуматься, а был ли мальчик.
В частности, накануне начала работ по установке памятника, 2 ноября 2018 в сети был опубликован материал под заголовком «Разговор с подполковником Александром Плавинским», где подробно разобран ряд нестыковок по «Куропатскому делу».
Вопрос к Плавинскому: — Что вас побудило заняться темой Куропат? Зачем вам это?
Ответ: — Ознакомившись с материалами о Куропатах, многое показалось странным:
• Невиданное на постсоветском пространстве (до 250 тысяч) количество жертв.
• Как, в какие сроки и на чём в то заболоченное место можно было доставить такое количество людей, расстрелять и захоронить их. Почему напуганные жители окрестных деревень не двинулись с насиженных мест куда подальше?
• Почему НКВД решил устроить братскую могилу на своём стрельбище?
• И, наконец, главное — кто они и за что пострадали убиенные в урочище люди?
Материалы Зенона Позняка, напечатанные в газете «Літаратура і мастацтва», оказались информационной бомбой, взорвавшей общество. При этом большинству заведенных в заблуждение людей тогда казалось диким и кощунственным противодействие его версии.
Тем не менее в июне 1991 года Общественная комиссия по расследованию преступлений в Куропатах направила обращение в Прокуратуру СССР.
Не отрицая факта репрессий как таковых, она на основании собранного материала попыталась доказать, что в Куропатах находятся останки жертв фашистских злодеяний.
Однако по политическим мотивам их голос оказался «гласом вопиющего в пустыне».
Без особого желания, но мне пришлось набраться терпения и изучить книгу «Курапаты. Артыкулы, навуковая справаздача, фотаздымкі» и находящийся в ней «научный отчёт» Зенона Позняка о результатах раскопов.
Ведь именно благодаря этому отчёту были сделаны основные выводы прокуратуры, подтверждающие расстрелы 1937—1941 годов.
Вопрос: — И что же вы выяснили?
Ответ: — Вся логика построений Позняка перечёркивается самым существенным ляпсусом. Основная масса свидетелей указывала, что расстрелы периода репрессий проводились в лесу. И в этом есть логика — нужно было обеспечить скрытность. А в месте, названном Куропатами, рос только кустарник — «хмызняк».
Трудно усомниться в словах местного жителя Н.А. Нехайчика:
«В Куропатах до войны леса уже не было, его вырубили раньше, выкорчевали пни и поле распахали. Естественно, расстрелов в этом месте не могло быть».
То же подтверждали и другие жители окрестных деревень.
Ни прокуратура, ни тем более Позняк на эти свидетельства не стали обращать внимания, поскольку они разрушали придуманную им кровавую версию расправы органов НКВД над людьми в Куропатах.
Почему понадобились именно Куропаты? Да потому, что Позняку и его покровителям нужны были масштабные захоронения, а не ямы с несколькими десятками трупов. И он нашёл выход, заявив:
«У час вайны жыхары з навакольных вёсак разабралі плот на гаспадарчыя патрэбы, а стары бор неўзабаве сьпілавалі і расцягнулі. Цяпер тут расьце пасьляваенны лес з 40—45-гадовымі дрэвамі».
Это было откровенное враньё. То, что деревьев в урочище, названном Куропатами, до войны не было, в 1988 году подтвердила экспертиза с участием специалистов лесного хозяйства — старые пни отсутствовали, а возраст деревьев у раскопов колеблется от 35 до 46 лет.
Сегодня, благодаря интернету, можно без труда найти военные карты и проверить, был ли на «узгорках той бор».
На карте 1933 года под отметкой 231.9, чуть правее леса, одним большим кружком и тремя маленькими обозначен хмызняк, который находился на территории, огражденной забором. Спустя шесть лет, в 1939 году, военные картографы сделали более подробную карту, и кустарники на ней были обозначены уже более точно.
Следует обратить внимание, что по сравнению с картой 1933 года на карте 1939 года восточный край леса приобрел ровную границу, сформированную наличием забора, ограждающего полигон НКВД.
Получив информацию о массовых еврейских захоронениях в урочище, обозначенном некогда немецкими указателями «Курпате юден», Позняк всё перемешал в кучу и выдал место массового уничтожения евреев за происки НКВД.
Нелепая легенда о происхождении топонима Куропаты в реальности маскировала страшные преступления, совершенные фашистскими оккупантами в 1941—1944 годах.
Вопрос: — Что нового удалось выяснить по поводу идентификации найденных в раскопах вещественных доказательств?
Ответ: — Работа с вещдоками — вообще анекдот с точки зрения практики проведения следственных мероприятий и соблюдения процессуальных норм.
Фразы из «справаздачы» Позняка, когда нашли кошельки, но «не адкрывалі, каб не пашкодзіць» или то, что найденная обувь и одежда «пакладзены ў траншэю на дне пахавальнай ямы і засыпаны», говорят сами за себя — обувь и одежду не советского производства нельзя было засвечивать.
Пределом научного цинизма следует считать фразу: «манэты ў кашальках не дасьледваліся».
Это говорит, что только те вещдоки, которые можно было хоть каким-то боком приткнуть в подтверждение версии Позняка, принимались во внимание. Остальные — игнорировались.
До сих пор всячески замалчивается тот факт, что в ходе проводившихся следственных мероприятий в захоронениях было обнаружено более 3,5 кг золотых и платиновых изделий, украшений с драгоценными камнями, и монет крупного достоинства.
Известный писатель Иван Чигринов тогда в шутку говорил, что такое количество золота вряд ли было у всего белорусского народа.
Наивно полагать, что те, кого арестовывал НКВД, спешили захватить с собой драгоценности и тем более брать их с собой в последний путь.
Вопрос: — Так почему же найденные драгоценности оказались вне риторики Позняка и внимания следователей прокуратуры?
Ответ: — Да потому, что изделия из драгоценных металлов имеют маркировку, и специалистам не составило бы особого труда установить, в какой стране и какой фирмой они изготовлены.
Как только информация о большом количестве драгоценностей в Куропатах стала известна «черным копателям», те начали активно проводить нелегальные раскопки захоронений.
Вот, как об этом рассказывал журналист Анатолий Смолянко:
«…18 ноября 1991 года ночью вандалы разрыли несколько захоронений. Мы, журналисты, ранним утром примчались на то место…
Всюду вокруг ям валялись человеческие черепа, челюсти с выбитыми зубами, сапоги из добротной кожи, резиновые галоши, обмытые только что прошедшим дождем. Мы увидели немало эмалированных кружек, зубных щеток, расчесок с иностранными клеймами и надписями».
Тележурналист Л. Ф. Римашевский даже нашёл золотой кулон и обручальное кольцо у первого раскопа.
Конечно же, Позняк об этом знал, но ни в одной из публикаций не написал, сваливая всё на то, что, мол, спецслужбы заметают следы, разрывая могилы.
По поводу найденных изделий из платины (вставные зубы) следует отметить следующее:
При советской власти этот металл приобрел стратегическое значение и стал широко использоваться в военной промышленности.
Легально достать его было практически невозможно, а нелегальный путь перекрывал уголовный кодекс и длительные сроки заключения.
В СССР у зубных мастеров не было такого оборудования, чтобы работать с этим металлом. Ведь температура плавления платины составляет 1768 градусов.
Платиновые зубы были «визитной карточкой» западных врачей-стоматологов. Поэтому, наличие платиновых коронок однозначно указывает, что в захоронении были останки очень состоятельных иностранцев.
Версия Позняка о якобы расстрелянных поляках абсурдна, так как богатые люди с платиновыми коронками нелегально через границу в СССР не проникали. А вот с началом войны польские граждане еврейской национальности поехали сюда толпами.
Что до денег и монет, то следует заметить — все раскопки проводились в компактном месте. Соответственно, условия нахождения монет под землей были практически идентичные.
Об этом я уже упоминал, но я повторю, что советские, польские и немецкие монеты подлежали идентификации, так как они в зависимости от достоинства чеканились из серебра, никеля и меди, которые не могли проржаветь так, чтобы их невозможно было идентифицировать.
Только пфенниги, предназначенные для хождения на оккупированных Германией территориях, чеканились из цинка — очень активного металла, способного легко окисляться даже во влажном воздухе.
Таким образом, указав в своем отчете: «даты не чытаюцца» «даты ня вызначаны», Позняк тем самым фактически подтвердил, что к нему попали фашистские пфенниги для оккупированных территорий, которые появились у нас вместе с приходом оккупантов в 1941 году.
По поводу умолчания о достоинстве и годе чеканки остальных монет, резонно полагать, что они просто не вписывались в концепцию расстрела людей сотрудниками НКВД, так как были датированы военным временем.
То же можно сказать относительно пистолетных гильз, а так же идентификации единственной пули, найденной в одном из черепов.
Если бы пуля была советская, то Позняк, конечно же, раздул этот факт и на нём построил доказательную базу причастности НКВД к расстрелу.
Большое количество револьверных гильз в захоронении является прямым доказательством непричастности НКВД к расстрелам в Куропатах.
Не думаю, что в период репрессий кто-то их сотрудников решился нарушать Наставление по стрелковому делу от 1936 года, в котором чётко прописано, что гильзы должны собираться и сдаваться вместе с табельным оружием.
К тому же, наличие 74 гильз 1939 года выпуска никак не вписывается в версию расстрелов НКВД, так как в это время в руководстве органов госбезопасности уже находился Берия, который положил конец расстрельным акциям до повторного изучения обстоятельств арестов.
Вопрос: — Какова статистика о репрессиях в нашей стране?
Ответ: — Подсчитано, что в 20-х — 40-х годах по всей Беларуси органами НКВД — МГБ было расстреляно 25 тысяч человек.
Расстрелы и захоронения проводились в Могилёве, Бобруйске, Черикове, Гомеле, Витебске и Орше.
Около трёх тысяч человек захоронено в Мозыре и его окрестностях.
В Минской области было расстреляно около 13 тысяч человек, которые захоронены в Борисове, Слуцке, Червене и Вилейке.
На сам Минск приходится около 7 тысяч смертных приговоров.
Как видно из приведенных данных, подавляющее большинство смертных приговоров приводилось в исполнение по месту жительства осуждённых.
Пик массовых репрессий в Советском Союзе приходился на 1937—1938 год, когда Западная Белоруссия была под Польшей.
К моменту воссоединения Западной Белоруссии расстрелы по линии НКВД были сведены к минимуму.
Если верить данным З.С.Позняка, основная часть жертв должна была проживать в восточной части Беларуси, населенной преимущественно православным населением.
Как ни странно, но Позняк упоминает только о парочке католических медальонов, обнаруженных в раскопе №5.
Вопрос: — И всё же, откуда могла появиться цифра — 220—250 тысяч погибших?
Ответ: — С потолка. Ведь если мелькают слова «установить количество жертв не представляется возможным», значит, цифру погибших можно называть любую.
Во всех материалах расследований главными и единственными доводами являются не факты или документы архивов и экспертов, а предположения: «магчыма», «магло быць», «здаецца», «напэўна», «мяркуем», «мусіць», «калі дапусціць» и т.д.
Попробуем оценить количество возможных жертв НКВД с технической точки зрения.
Как известно, подавляющее большинство приговоров в 1937—1938 гг. было вынесено внесудебными органами в рамках так называемых «массовых операций» НКВД (приказ №00447 от 30 июля 1937 года).
Закончились массовые расстрелы после прихода в НКВД Л.Берии принятием совместного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года №81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия».
Таким образом, массовые репрессии официально продолжались 473 дня, а за вычетом выходных и праздничных дней, когда суды не работали, — 399 дней.
Если верить данным оппозиционного сайта «Белорусский партизан», с июля 1937 по ноябрь 1938 года НКВД арестовал в Белоруссии (до воссоединения) не менее 54 845 человек, из них половина была расстреляна.
В Минске к высшей мере наказания были приговорены 1170 человек.
Из свидетельских показаний видно, что в НКВД было два «чёрных воронка», в которых возили людей на расстрел. В них загружали по 15-20 человек.
Вот как описывает ситуацию свидетель С.Н. Харитонович, который с 13 января 1937 года работал в органах НКВД:
«Служил выводным во внутренней тюрьме, которая располагалась во дворе здания НКВД. Работал я здесь до ноября 1938 года, т. е. почти два года. На казнь арестованных возили преимущественно вечером или ночью, днем практически не возили. И, как правило, на «черном вороне». Когда я дежурил, заключенных приходилось выводить каждую ночь, а в 1938 году… уже расстреливали меньше. Тогда начали арестовывать самих работников НКВД, в том числе и тех, которые принимали участие в допросах и расстрелах».
Аналогичные показания давали и другие очевидцы, служившие в то время в НКВД.
Позняк же нарисовал другую картину.
Он утверждал, что на расстрел заключённых возили «трижды в день — утром, в 14 часов и вечером, когда стемнеет» машинами, а не автозаками.
Во второй половине 1937 года место огородили и смертников якобы стали привозить по другому графику: после обеда, под вечер и всю ночь.
Когда начали разбираться, кого же возили, и что же за стрельба могла быть в урочище, то оказалось — на стрельбище НКВД.
В те годы в Минске располагался штаб 226-го конвойного полка внутренних войск НКВД, 1, 2 и 3-й дивизионы, полковая школа, хозяйственная команда и ряд других служб.
В книге «Внутренние войска МВД Республики Беларусь. История и современность» (А.М.Литвин — Минск, 2006) отмечено, что с 1930—1931 учебного года на командирскую подготовку в войсках ОГПУ было отведено
42 часа в месяц вместо 6—8 часов, предусмотренных ранее.
В основу обучения был положен принцип — учить войска тому, что потребуется на войне.
Третья часть занятий должна была проводиться в ночное время.
Наличие учебного полигона и расположенного на его территории стрелкового тира дают совсем другое объяснение дневным, вечерним и ночным приездам машин с людьми в форме НКВД и регулярной стрельбе на протяжении пяти лет, о которых вспоминали жители окрестных деревень: «слышали, как стреляют».
Позняку осталось только слегка изменить свидетельские показания, заменив по смыслу слова «стреляли» на «расстреливали».
Вопрос: — Кто же мог давать искажённые показания?
Ответ: — Дети бывших полицаев, других предателей и их родственники, по понятным причинам подыгравшие Позняку.
Вблизи деревень Цна, Цна-Иодково, Малиновка, Зелёный Луг находились фашистские воинские и охранные части (рота литовцев, охранявших торфяное предприятие, пункт ПВО, немецкий гарнизон на базе совхоза «Зелёный Луг», опорный пункт гестапо в Кожухово).
Все они привлекали местных жителей в качестве своих помощников и осведомителей. Об этом имеются архивные документы.
Были и другие «свидетели», которые за бутылку могли подписать что угодно, как это было в период работы комиссии по признанию участников Минского партийного подполья в годы войны.
Вопрос: — А зачем было на территории полигона рыть ямы и насыпать песчаные площадки?
Ответ: — Те, кто служил в армии, знают, что на территории полигона всегда есть ямы, где добывают песок, чтобы делать трассировку, отмечать «исходный рубеж», «огневой рубеж», «линию открытия огня», места для чистки оружия и т.д.
Прямоугольные же песчаные площадки сотрудники НКВД использовали в ходе занятий вместо борцовских ковров для отработки приемов рукопашного боя.
Вопрос: — Могли ли заключённых расстреливать из винтовок таким образом, чтобы пуля прошивала нескольких человек?
Ответ: — Читаешь эту чушь и думаешь — до какой степени был профаном в военном деле Позняк, чтобы заявлять: «Патронаў шкадавалі».
Сотрудники НКВД как один свидетельствовали, что при расстрелах винтовки не использовались.
Из показаний А. Знака, бывшего надзирателя внутренней тюрьмы НКВД:
«Я выдавал сотрудникам оружие и боеприпасы к нему. В частности, работники комендатуры, как правило, пользовались револьверами «Наган»… По их словам, этим оружием они расстреливали приговоренных к смертной казни «врагов народа».
То же утверждает бывший вахтёр комендатуры НКВД С Захаров, свидетели Михайлашев Н.А. и Стельмах И.М., в довоенные годы служившие в органах НКВД БССР.
При расстреле, кроме конвоя, всегда присутствовал начальник учетно-архивного отдела НКВД. До войны им был некто Розкин, который составлял акт о приведении приговора в исполнение. Потом его тоже арестовали.
Поскольку приведение смертных приговоров в исполнение проводилось в режиме строгой секретности, в них участвовали строго определенные работники комендатуры.
В автозаках конвоиров, вооруженных винтовками просто быть не могло — негде развернуться.
Вопрос: — Почему так легко на веру принимались одни показания и игнорировались другие?
Ответ: — Изучая документы в Национальном архиве Республики Беларусь, мне многократно приходилось знакомиться с теми или иными свидетельскими показаниями.
Все они обычно начинаются с ознакомлением со статьёй об ответственности за дачу ложных показаний. Конечно, под роспись.
Оказывается, Зенон Позняк не входил в состав правительственной комиссии. Он был лишь приглашен для участия в проведении раскопок.
В помощь ему руководство Института истории АН БССР выделило его же «аднадумцаў» — научного сотрудника отдела археологии Н. Кривальцевича и аспиранта О. Иова.
Собирая свидетельские показания, они не имели юридических оснований требовать от своих собеседников говорить «правду и только правду», потому не несли никакой ответственности за публикацию лживых показаний.
Как ни странно, но прокуратура вела себя так же.
Вопрос: — А вы сами обращались к архивным материалам?
Ответ: — В августе 2018 года я воспользовался отпуском и посвятил несколько дней поиску в Государственном архиве Минской области доказательств преступлений фашистов, совершенных возле Логойского тракта и Зелёного Луга.
Основным источником информации были «Протоколы допросов свидетелей о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками над мирными гражданскими и военнопленными в г. Минске и его окрестностях» (фонд 1408, опись 87, дело 124).
На глаза попались показания Д.У. Михалевича, А.И.Юшкевича, Н.П. Ероховца, которые указали, что кроме прочих мест, «много расстрелянных было в совхозе «Зелёный Луг», массу людей расстреляли на Логойском шоссе, в общем, таких ям всех не учесть».
Ероховец также упоминал о сжигании немцами вещей расстрелянных евреев, чем подтверждалась находка кострища в ходе проведенных в 1997-1998 годах раскопок.
Тогда в раскопе №10 на самой большой (7,5 х 3,5 м) впадине в Куропатах, под пластом гравия толщиной около 1 м было обнаружено большое количество пепла.
Можно было распознать сотни вещей — маленькие гвоздики, замки, металлические рожки от чемоданов и кейсов, пластиковые пуговицы от белья, фрагменты керамических мисок и кубков, ременные пряжки.
Однако доказательством причастности фашистов к убийству людей всё это, к сожалению, не стало.
Вопрос: — А кто ещё покоится в Куропатах, кроме переводчиков-евреев?
Ответ: — Кроме 7,5-тысячной группы иностранных переводчиков, убитых фашистами в сентябре 1941 года, там же, судя по всему, нашли вечный покой заключённые Оршанской тюрьмы, которых привезли рыть ямы для захоронения евреев.
Герой Советского Союза Мария Осипова в своих публикациях 1996 года отмечала, что в первые месяцы оккупации немцами и их пособниками из белорусских, латышских, литовских и украинских предателей проводились массовые расстрелы советских граждан и граждан многих стран Европы в районе Зелёного Луга, вблизи деревни Цна-Иодково, которую именуют теперь Куропатами.
Осипова не раз собственными глазами наблюдала, как гнали евреев на расстрел в сторону Зелёного Луга.
Это же подтверждало множество свидетелей, в том числе живших в деревнях около Зелёного Луга.
До начала войны в Минске проживало более 50 тысяч евреев, но уже к 1941 году их количество увеличилось до 90 тысяч за счет тех, кто успел убежать из оккупированной Польши.
Уже в первых числах августа в Минском гетто было сосредоточено 80 тысяч человек, а к началу сентября число узников достигло 100 тысяч за счет прибывших евреев из Дюссельдорфа.
В документах Национального архива я нашёл описание еврейской трагедии участницей коммунистического подполья С.С. Гебелевой-Асташинской.
Она свидетельствовала, что в августе 1941 года немцы организовали три облавы: 14 августа, 26 августа и 31 августа. Во время их проведения было уничтожено более 10 тысяч человек.
Кроме дневных облав фашисты устраивали в гетто ночные налеты. У населения было на слуху: «отправили на Широкую улицу».
В то время там (теперь ул. Куйбышева) находился пересыльный лагерь минского СС, где содержалось около 20 тысяч заключённых.
Ближе к Куропатам, на улице Пушкинской располагался филиал шталага №352.
В случае вывода колонн заключенных «за город» их маршрут проходил по Логойскому тракту — в сторону Куропат.
Для лагеря по улице Широкой был предусмотрен еще один маршрут по ул. Цнянской, которая переходила в полевую дорогу к деревням Подгорное и Цна-Йодково.
Сопоставляя показания М.Б.Осиповой и выживших узников гетто, можно с уверенностью сказать, что первые массовые расстрелы евреев на «Сергеевой горе», как в то время назывались нынешние Куропаты, начались 14 августа 1941 года.
Жертвами этих акций были евреи из числа коренных жителей города Минска и убежавшие от немцев из оккупированной Польши.
Да и показания в пользу версии Позняка часто были путаные.
Так, жительница деревни Цна Боровская О.Т. сообщала газете «Известия» (от 12.09.1988 г.):
«Из легковой машины для проведения расстрела вышли мужчины, одетые в гражданские костюмы серого цвета, без головных уборов».
А через четыре дня газета «ЛіМ» (от 16.09.1988) полностью перевернула слова той же Боровской и представила дело так, будто она видела, как из легковой «эмки», за которой двигались три «черных воронка», вышли мужчины в военной форме защитного цвета (гимнастерки, галифе, сапоги) с портупеями, планшетками, пистолетами на поясе и в круглых фуражках на головах, «як цяпер».
Спроси сегодня любого в деревне, знает ли он, что такое портупея и какой формы планшет, — они в жизнь не ответят.
Если поинтересоваться делом №39, где подшиты отпечатанные на машинке списки с указанием года рождения свидетелей, то в нескольких словах их показаний можно прочитать: «не видел, не знаю», «помню разговоры», «знает много, но не скажет», «знаю, но говорить не буду», «помню слабо» и т.д.
Очевидно, главная цель следователей состояла в том, чтобы набрать как можно больше таких «свидетелей».
Вначале «дэмакрытычная» пресса сообщала, что имеется 50, а позже — 100 свидетелей.
Наконец их набралось аж 200 человек, и все они якобы в один голос утверждали, что НКВД расстреливал людей в злополучном урочище.
Тем не менее на сей счет не зафиксировано ни одного официального документа.
Так называемые свидетели не пожелали выехать в урочище и указать место, где именно производились расстрелы.
Правда, один нашелся (Карпович Н.В., 69 лет, из деревни Цна-Йодково).
Он уверенно заявил членам правительственной комиссии, что все помнит и знает. Выехали в лесной массив. И что же?
Место, показанное этим свидетелем, было перекопано вдоль и поперек, однако ни одного захоронения не обнаружили.
Больше к подобной помощи свидетелей следователи не прибегали. Нет от них и письменных заявлений.
