Газета «Правда». ПРЕДАТЕЛЬСТВО НЕ ИМЕЕТ ОПРАВДАНИЙ
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО.
В канун юбилея Великой Победы готовится к печати книга журналиста «Правды» Виктора Кожемяко под предварительным названием «Правда и ложь о Зое Космодемьянской». Несколько фрагментов из неё мы решили предложить вниманию читателей нашей газеты. Первый был опубликован в №9. Сегодня — продолжение начатой публикации о славной дочери советского народа.
По чьей наводке схватили Зою
Работа корреспондентов «Правды» Петра Лидова и Сергея Струнникова в Петрищеве была оперативной журналистской работой. О такой говорят: в номер. И они блестяще с ней справились.
Однако предельно сжатое время, как всегда в подобных случаях, не давало возможности с абсолютной полнотой и точностью «ухватить» и охватить все подробности происшедшей истории. Из-за этого Лидов что-то отразил не совсем точно, а чего-то он и не мог отразить, поскольку это стало известно позднее.
Одну его неточность я уже отмечал. Он написал, что схватил Зою часовой, немецкий солдат. На самом же деле это была целая группа солдат, причём вызванная местным жителем по фамилии Свиридов. Его после первого Зоиного поджога немцы взяли в охрану, на подмогу себе. Вот что сам он рассказал впоследствии на допросе: «…Немецкий переводчик вызвал меня в штаб немецкого командования, который размещался в моём доме, привязал мне белую повязку на левую руку и сказал, чтобы я дежурил ночью около своего дома и караулил партизан, выходивших из леса и направлявшихся к деревне, при этом предупредил меня: «Как только заметишь партизан, немедленно сообщи в штаб немецкого командования…» Получив это указание, я отправился выполнять его».
Ну а дальше происходит всё следующим образом (опять сошлюсь на протокол допроса С.А. Свиридова от 28 мая 1942 года): «Дежурил я только в окрестностях своего дома, в садике между деревьями. Простояв примерно часа два, я заметил одного партизана, идущего из леса от Тарусы (название болота) по направлению к деревне. Я подождал немного, когда подошёл он поближе к сараю, в котором размещались немецкие солдаты, и тут же немедленно сообщил об этом в штаб немецкого командования переводчику, последний вызвал подразделение солдат, которые окружили сарай и задержали там партизанку Таню (Зою Космодемьянскую)…
Вопрос: Какое вознаграждение получали вы от немцев за предательство партизанки Тани (Зои Космодемьянской)?
Ответ: Кроме угощения вином, никакого другого вознаграждения от немцев я не получал (подпись)».
Её били «свои»?
Кто-нибудь из прочитавших это, возможно, скажет: а так ли уж важно, сами немцы задержали Зою или по наводке какого-то Свиридова? Впрочем, так может сказать скорее всего человек старшего, военного поколения, помнящий то время и знающий: были, к сожалению, предатели из трусов, холуев и сводивших счёты с Советской властью, которые шли на службу к оккупантам. Что ж, предатель есть предатель. Да сам я, рассуждая примерно так, когда узнал о Свиридове, поначалу не придал его участию в поимке Зои особо принципиального значения.
Однако, как оказалось, напрасно. Прошло время — и факт этот вдруг приобрёл зловещий смысл. Стал, наряду с некоторыми другими фактами, реальными и вымышленными, орудием в руках антисоветских сил, разрушавших нашу страну.
Да, да, здесь нет преувеличения! Именно так. И я сейчас заново размотаю ниточку клубка от эпизода к эпизоду, чтобы каждому читателю ясно стало, каким методом действовали новоявленные враги Зоины и всей Советской страны.
Итак, выдал Зою не немец, а «свой». Что это значит в трактовке врагов? А значит вот что: «свои» были против партизан. Потянем ниточку дальше, а там ещё один узелок, за который почему бы врагам и не зацепиться. Оказывается, не только немцы мучили русскую пленницу, но и «свои» били её! За что? За то, что подожгла их дома.
Известно, последнюю ночь перед казнью Зоя провела в доме Василия и Прасковьи Кулик (девичья фамилия — Петрушина). И вот фрагмент её показаний:
«На другой день утром ко мне в дом пришли Смирнова Аграфена и Солина Федосья и, как только вошли, стали всячески ругать и оскорблять измученную, лежащую около печки Зою Космодемьянскую, подступая к ней, чтобы ударить. Я их к Зое не подпустила и стала выгонять из дома. Смирнова А. перед выходом из дома взяла стоящий на полу чугун с помоями и бросила его в Зою Космодемьянскую. Через некоторое время ко мне в дом пришло ещё больше народу, с которыми вторично пришли Солина и Смирнова. Через толпу людей Солина Ф.В. и Смирнова А. продрались к Зое Космодемьянской, и тут Смирнова А. стала её избивать, оскорбляя всякими нехорошими словами лежащую около печки партизанку Зою Космодемьянскую…»
Это — официально зафиксированное показание свидетельницы. Но когда на исходе «перестройки» развернётся клеветническая кампания против Зои, всё приобретёт гораздо больший размах. Уже и палкой железной будет бить девушку местная жительница, да и трудно стало понять, сколько злобных таких жительниц — чуть ли не вся деревня. Просто вдруг понадобилось, чтобы их было как можно больше…
Но достоверно всё-таки знаем лишь двоих — Смирнову и Солину. Одна била, а другая подстрекала. Из показаний А.В. Смирновой: «На другой день после пожара я находилась у своего сожжённого дома, ко мне подошла гражданка Солина и сказала: «Пойдём, я тебе покажу, кто тебя сжёг». После этих сказанных ею слов мы вместе направились в дом Петрушиной.
Войдя в дом, увидели находящуюся под охраной немецких солдат партизанку Зою Космодемьянскую, я и Солина стали её ругать, кроме ругани, я на Космодемьянскую два раза замахнулась варежкой, а Солина ударила её рукой. Дальше нам над партизанкой не дала издеваться Петрушина, которая нас выгнала из своего дома».
Вот так: «два раза замахнулась варежкой…» Избиение и чугун с помоями, разумеется, не упомянуты.
В родных домах поселились враги
Мы подошли сейчас, пожалуй, к самой острой, самой жгучей грани нашей темы. Той, на которой антикосмодемьянские и антисоветские спекуляции выстраивались (да и продолжают выстраиваться!) особенно увлечённо и с поистине садистским сладострастием. Выше эта грань мною была затронута, однако остановимся и поговорим о ней подробнее.
Речь о том, что Зое, выполняя задание, действительно пришлось поджигать крестьянские дома. То есть дома своих, но — в которых находились чужие. Враги!
Ситуация сложная. И отношение к ней выявляет нечто поистине коренное в отношении к самой той войне, больше того — к Родине, за которую она велась.
Да, если сжигают твой дом, это плохо. Это тяжело. Но если ты понимаешь, что сжигают, лишая крова страшнейших твоих врагов, чтобы их победить, может быть, жертва такая, при всей её тяжести, становится приемлемой? Если дорог тебе твой большой дом — твоя Родина, может, временно пожертвуешь домом малым? Ведь миллионы наших людей во имя Победы сознательно шли на любые жертвы, вплоть до собственной жизни…
Думаю, если бы у Лидова была возможность вернуться к теме Зои, он и эту острую грань не обошёл бы. Сказать было что даже на фактах тех дней в Петрищеве.
Напомню: сгорели три дома, где находились фашисты, — Смирновых, Кареловых, Солнцевых. Но счёт Зое предъявлять — причём в какой форме и при каком её состоянии, после жесточайших пыток и перед казнью! — явилась лишь Аграфена Смирнова, подстрекаемая Федосьей Солиной. Тут нужна особенная психология, особенная собственническая страсть, которая превышает и заслоняет буквально всё на свете. И на это обратил тогда же внимание известный писатель Павел Нилин, размышлявший о происшедшем в статье, которую он назвал «Подлость»:
«Девушку звали Зоя Космодемьянская. После чудовищных издевательств немцы привели её, истерзанную, измученную, в избу Василия Кулика. Ноги её были обморожены, тело обезображено, на губах запеклась кровь.
— Бей её, — сказал немецкий офицер Ивану Солнцеву. — Она сожгла твою избу.
Иван Егорович Солнцев, старик, колхозник, русский человек, посмотрел на истерзанную русскую девушку и ничего не сказал. Тогда немцы позвали Аграфену Смирнову. И старуха в ярости ударила девушку. Ударила раз и другой. И замахнулась в третий раз, извергая паскудные ругательства. Но тут появилась русская женщина Прасковья Петрушина и телом своим загородила девушку…»
Разные женщины, хотя обе вроде бы русские. Но тогда, в 1942-м, по неостывшим следам петрищевской трагедии Павел Филиппович Нилин категорически отказал одной из них в праве так называться. О той, которая с пылом, ненавистью и злобой присоединилась к иноземным фашистским мучителям отечественной героини, написал:
«Не только не советская, но и не русская она женщина, потому что мало родиться русским, надо остаться русским, надо каждому русскому доказать в великой войне своё право называться русским, принадлежать к героическому народу, рождающему таких бесстрашных и бессмертных дочерей, как Зоя Космодемьянская, Герой Советского Союза».
Разве не прав писатель?
Тысячу раз прав! Тогда, сегодня и навсегда. Трагедия происшедшего с нашей страной за последнюю четверть века состоит и в том, что врагам удалось сместить ценности и оценки, точнее — поменять их местами. Чтобы не Зоя Космодемьянская возвышалась над Аграфеной Смирновой и Семёном Свиридовым, обвиняя их, а наоборот — чтобы они, предавшие, её обвиняли.
Вот и место генерала Карбышева, который предпочёл смерть предательству, на пьедестале агрессивно либерального и псевдопатриотического мнения занял другой генерал — Власов. А как же, борец против Сталина и сталинизма, а это всё равно, что Гитлер и гитлеризм. Теперь такое приравнивание затверждено уже в ранге официальной американо-европейской доктрины. Мало того, признано, что Сталин и коммунизм хуже Гитлера и фашизма, а потому мы в той войне уже никакие не победители и не спасители, а оккупанты, нёсшие угрозу «цивилизованным народам». Ну а Гитлер с Власовым как главные антисталинисты, надо полагать, «цивилизованных» спасали.
Всё с ног на голову! И уж какие тут советские герои, где им место и чего они стоят…
Кого жалеют нынешние «гуманисты»
Но продолжим всё-таки о сожжении русских изб, в которых суровой зимой на исходе 1941 года самовольно устроились незваные гости, явившиеся из более тёплых краёв сюда, в Подмосковье, проложив себе путь огнём и мечом. Гуманно ли было тревожить их и выгонять на мороз от натопленных печек?
Выгонять — это было по приказу того же злодея Сталина. Сам текст приказа, правда, мало кто читал, его тогда не публиковали, но в знакомой нам части 9903 говорилось: Сталин приказал сжигать дома, где поселились немцы.
Не надо было отдавать такой приказ? Жестоко по отношению к местным жителям, которые в тех домах вместе с оккупантами могли оказаться? Когда на рубеже 1990-х — 2000-х годов этот приказ Ставки Верховного Главнокомандования №0428 был опубликован не только в исторических научных трудах, но и в СМИ, это вызвало абсолютно ожидаемую реакцию нынешних «профессиональных гуманистов». Сталинская бесчеловечность и жестокость — вот главное в поднявшемся шуме. То же самое, что было по поводу приказа № 227, ставшего известным под девизом «Ни шагу назад!»
На одни и те же события в разное время может быть разный взгляд. Это понятно. Однако важнее всего, чтобы, с учётом всех конкретных обстоятельств того времени, когда те или иные события происходили, им давалась максимально справедливая оценка. Потому и говорится: нужен конкретно-исторический подход.
Осенью 1991 года, когда я писал очерк «Трагедия Зои Космодемьянской», приказ №0428 мною ещё не был прочитан. Но тема-то витала вовсю: дома своих сжигала Зоя! И тогда, я считаю, хорошо ответили спекулянтам на этой теме члены семьи Петра Александровича Лидова:
«У войны не женское лицо. Почти дети уходили на фронт и становились одновременно её героями и заложниками, поджигали свои дома, чтобы в них сгорали чужие. Бывало, люди палили и собственные хаты. Из сегодняшнего далека можно пожалеть не только о сожжённых пятистенках, но и о сгоревших лошадях. Но то было другое, жестокое время, которое нужно мерить его же собственной меркой».
Как верно сказано! И о том же по-своему говорила мне тогда, во время моей поездки в Петрищево, старая крестьянка Мария Ивановна Шилкина — свидетельница ноябрьской трагедии 1941-го: «Да можно ли судить о военном времени с нашей нынешней колокольни? Надо в ту пору вникнуть…»
Но те, у кого одна цель — любым способом опорочить советское время, ни во что вникать не хотят. Потому и спустя годы, в 2009-м, готовя свою передачу на Первом канале телевидения под названием «Страна героев», Андрей Малахов обратил к нескольким нынешним жителям Петрищева (выборочно, разумеется!) кощунственно-провокационный вопрос, чтобы получить необходимый ему ответ: мы, дескать, против того, чтобы наши дома сжигали.
А ещё через два года читаю в научной работе (в целом, замечу, далеко не худшей) трактовку приказа № 0428 в контексте общей нашей оборонной политики на первом этапе войны:
«В Великой Отечественной войне советское руководство применило так называемую скифскую тактику — при отступлении ничего не оставлять врагу, создавать на оккупированных территориях невыносимые условия для противника (именно так действовали древние скифы против вторгшихся на их земли войск персидского царя Дария). В директиве №П509 партийным и советским организациям прифронтовых областей от 29 июня 1941 г. Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) требовали: «При вынужденном отходе частей Красной Армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Всё ценное имущество, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться… В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т.д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».
Собственно, я и сам мог бы привести эту цитату и другие подобные, не ссылаясь на чью-то научную работу. Мне, как и другим «детям войны», всё это известно с малых лет. Ведь не только в служебной директиве под номером, но и в речи И.В. Сталина по радио 3 июля 1941 года говорилось о том же: создавать на оккупированных территориях невыносимые условия захватчикам! Вот только я не знал, что это, воспринимавшееся всеми нами как совершенно необходимое и правомерное, оказывается, «скифская тактика».
Как же воспринимать теперь появление и утверждение такого термина? Автор просто демонстрирует свою глубинную историческую осведомлённость или всё же есть тут и некий оценочный оттенок?
В самом деле, скифы по расхожему примелькавшемуся восприятию — это дикари. Неспроста Александр Блок, когда кипело в нём оскорблённое национальное чувство русского человека, с вызовом написал: «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…»
Лицемерию и фальши «цивилизованных» с Запада бросал он вызов.
Эти «цивилизованные» не раз являлись к нам. Всегда под предлогом благих намерений, но ведь волки были в овечьей шкуре. И что же, хлебом-солью их встречать, никаких «невыносимых условий»?
Наполеон хлеба-соли и ключей от Москвы не дождался. Сожгли русские Москву, чтобы скорее выкурить отсюда высокомерного завоевателя. И хотя «поджигателей» расстреливали десятками и сотнями, не помогло. А градоначальник первопрестольной русской столицы Ростопчин и своё имение сжёг, чтобы не могли тут захватчики с комфортом расположиться.
Выходит, как скифы вели себя русские в 1812-м, не проявив гостеприимства к «цивилизованным» пришельцам? Замерзающие французские вояки, не находившие тёплого приюта в русских деревнях, стали одним из символов той войны: достаточно вспомнить впечатляющие картины из серии знаменитого художника-баталиста Василия Верещагина.
А пришельцы года 1941-го, тоже «цивилизованные», были ещё более опасными. Они явились с целью не просто покорить, а уничтожить «эту страну» и «этот народ»! Ковры расстелить перед ними? Нет, создавать именно невыносимые условия!
Подчас при этом приходилось идти на самые крайние меры, особенно в наиболее критические моменты войны. Приказ Ставки Верховного Главнокомандования №0428, о котором мы начали говорить, появился именно в такой момент — 17 ноября 1941-го. Столица под угрозой захвата, борьба не на жизнь, а на смерть. Вот и ставилась в этом приказе задача лишить «германскую армию возможности располагаться в сёлах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населённых пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и тёплых убежищ и заставить мёрзнуть под открытым небом». В этих целях приказывалось «разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог…»
Надо прямо сказать: приказ в том виде, как он сформулирован, далеко не полностью был выполнен. Причины? Во-первых, все населённые пункты и все помещения уничтожить было невозможно. Да и никто, я думаю, на такое не рассчитывал: в приказе главным образом определялась направленность действий. А во-вторых, очень скоро, буквально через неполные три недели, начнётся контрнаступление под Москвой, и советские войска гитлеровцев от столицы отбросят. Но совершенно очевидно, что прежде всего приказ тот, когда появился, имел в виду прифронтовое зимнее Подмосковье, а с освобождением его становился уже не столь актуальным.
Нет сведений, чтобы где-то сильно пострадали в результате наши жители. Однако шум вокруг «бесчеловечного приказа» продолжается. И при этом молодёжь зачастую понятия не имеет, что несли фашистские захватчики населению тех областей, которые захватывали.
Скажем, на территории Смоленской области они сожгли более пяти тысяч деревень, причём около трёхсот из них — вместе с жителями. Загоняли в сарай или в самую большую избу всех оставшихся стариков, женщин, детей, заколачивали двери — и поджигали. Если же кто чудом вырывался из пламени, попадал под очереди автоматчиков, окружавших место массовой огненной казни.
Так, сразу 340 человек сгорели заживо в деревне Борьба-Новая. А сколько было таких деревень на всех оккупированных территориях!
Есть данные, которые свидетельствуют: наших мирных жителей во время войны загублено фашистами вдвое больше, чем погибло военнослужащих. Но об этом нынешние «профессиональные гуманисты» предпочитают молчать. Зато уж про участие Зои Космодемьянской в осуществлении «бесчеловечного сталинского приказа» кричат на всех углах.
Кто же после этого, спрашивается, по-настоящему бесчеловечен?
Фашистское варварство на земле Подмосковья
О КАКОМ «ГУМАНИЗМЕ» и какой «цивилизованности» фашистских захватчиков можно было говорить после того, чему свидетелями стали советские люди на оккупированных гитлеровцами территориях! Кровь и смерть, слёзы и муки мирных жителей, бесчисленные разрушения и пожарища, уничтожение бесценных памятников культуры, дорогих сердцу нашего народа, — вот что несли фашисты стране, куда они явились устанавливать свой «новый порядок».
Что ж, для этих «европейцев» русские, советские были недочеловеками. С ними предписывалось не церемониться. Им уготована была либо гибель, либо участь рабов.
Вот и на земле Подмосковья, где гитлеровцам удалось похозяйничать совсем недолго, они оставили чудовищный варварский след. Повсюду, освобождая с боями города, сёла, деревни, красноармейцы видели жуткие картины фашистских бесчинств. Тысячи женщин, детей и стариков были умерщвлены или лишены крова. А на недавних городских и сельских улицах вместо домов зачастую возвышались лишь остовы печей да горы развалин…
