В.И.Староверов,
И.В.Староверова
Цена зернового рекорда буржуазной РФ
СТАРОВЕРОВ ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ, доктор философских наук, профессор, Заслуженный деятель науки Российской Федерации, член Президиума Центрального Совета РУСО;
СТАРОВЕРОВА ИРИНА ВЛАДИМИРОВНА, кандидат социологических наук, доцент, член аграрной секции РУСО.
Поздравляя 8 октября 2017 года работников сельского хозяйства с их отраслевым праздником, президент РФ Владимир Путин сказал: «В этом году мы ожидаем рекордный за всю историю урожай зерна — порядка 130 миллионов тонн… Россия подтверждает свой статус ведущей зерновой державы и занимает лидирующие позиции в мире по экспорту пшеницы».
Нечто подобное мы слышали год назад, когда урожай 2016 года был тоже объявлен рекордным, а потом выяснилось, что он не дотягивает даже до признанных современной лукавой официальной статистикой рубежей РСФСР в 127 млн. сорокалетней давности.
Но в 2017 году, похоже, заявленный президентом урожай в 130 млн. т действительно будет достигнут. 9 ноября министр сельского хозяйства Александр Ткачёв сообщил на страницах «Российской газеты», что «уже собрано
135 млн. т в бункерном весе. По итогам года ожидаем, что в чистом весе урожай достигнет 130 миллионов тонн. Это абсолютный рекорд». Что ж, допустим, даже указанный президентом рубеж РФ превзойдёт. Только вот аттестация его абсолютным рекордом сомнительна. В советском сборнике «Народное хозяйство РСФСР в 1978 году» значилась несколько иная цифра —
136,3 млн. т. А советской статистике можно верить с большим основанием, нежели современной эрэфовской.
Правда, тогда же, лет сорок назад, в «Новом мире» появилась статья «Лукавые цифры» крикливого публициста-диссидента О.Р.Лациса и его сотоварищей, в которой они пытались уличить советскую статистику
в обмане. Однако в ходе дискуссии авторы вынуждены были признать, что по крайней мере количественные показатели её всё-таки точные. Правда, оговоривши, что зато относительные, процентные данные роста, в отличие от количественных, дескать, лукавы.
Но вот лет десять назад один из соавторов той статьи Г.И.Ханин, отчаявшись узнать из современной российской статистики состояние и тенденции экономического развития страны, вынужден был признать в журнале «Статистическое обозрение», что в советское время он путём расчётов на основе достоверных количественных показателей легко мог определить экономическую реальность, а вот сейчас всё чаще чувствует своё бессилие. И мы не удивились, когда лет пять назад подал в отставку директор Института Роскомстата проф. В.М.Симчера,
не желая прикрывать своим авторитетом творимый этим ведомством статистический беспредел.
И основания у Ханина и Симчеры для их заявлений были. Уже в 1993 году под предлогом введения российской экономики в контекст мировой статистики под руководством американцев была кардинально перекарёжена прежняя безукоризненно налаженная В.Н.Старовским и Л.М.Володарским советская статистика. А затем вообще началась чехарда с ежегодной сменой системы учётных показателей. В результате чего не только рядовой гражданин страны, но и высококвалифицированные экономисты, социологи, финансисты, историки и другие обществоведы вскоре утратили способность проследить временные изменения их рядов.
СМИ стали тиражировать факты того, как народ начали дурачить «потолочно» взятыми отчётами. Одновременно ответственные за те или иные участки национального хозяйства чиновники начали подсовывать эти липовые данные и первым лицам страны. Да так рьяно, что всё большие массы людей перестали верить их оптимистичным выступлениям, памятуя, что на Руси испокон при ослаблении госконтроля лукавые царедворцы водили монаршьи персоны за нос, развешывая им на уши лапшу из статистики. Вроде той, что свидетельствует, будто уже много лет ведомая этими персонами РФ на всех парах идёт вперёд.
* * *
Но суть не в том. Положим даже, что каким-то чудом будет превзойдён тот рекордный для советских времён урожай в 136,3 млн. т зерна. Сразу возникает два сакраментальных вопроса: какого качества будет этот рекорд и какой ценой он достигнут?
Что за зерно собирала РСФСР и собирает нынешняя буржуазная РФ?
Согласно сталинским нормам, для потребления населением производились твёрдая пшеница I класса с содержанием 32—35% белка (клейковины) и мягкая II класса с содержанием его не менее 25%. Та, что имела более низкое содержание клейковины, относилась в класс фуражного зерна. Соответственно, на рубеже 1940—50 годов около трети, а в годы брежневского так называемого застоя около 20% урожаев зерна давали высококачественные сорта пшеницы именно этих двух классов. Их и использовали на продовольственные нужды советских граждан, а остальное считалось фуражным зерном, и оно шло на комбикорм скоту и птицы.
При Горбачёве качество отечественной пшеницы стало быстро падать, и советские стандарты стали «приближать» к западным: в 1985 году
ГОСТом для хлебопекарного дела была «легализована» пшеница III класса, с содержанием клейковины не менее 22%, а стандарты 1990 года уже предусматривали возможность использовать в пекарнях зерно IV класса (не менее 18% клейковины) и пшеницы V класса с содержанием белков менее 18%, причём, без ограничения нижнего предела. Именно эта классификация была унаследована ГОСТом буржуазной Эрэфии.
Так вот, если в общем сборе зерна 1978 года доля пшеницы I—II класса достигала 17—18% и она шла на продовольственные нужды всего советского народа, то в урожае РФ 2016 года соответствующего класса пшеницы было собрано всего 0,8% от общего урожая и практически вся она продана за рубеж.
И вообще, в последние годы качество пшеницы быстро падает. Если
в 2015 году в её фуражной части на долю III класса приходилось 36%, IV — 44,1%, а V класса — 19,9%, то в 2016 году, соответственно, 22,3%, 49,1% и 28,6%. В 2017 году, судя по результатам по октябрь, дисбаланс фуражного зерна в сторону пшеницы IV—V классов ещё более усугубится: доля зерна III класса снизится, по мнению экспертов, до 18%. И, кстати, именно её активно закупают европейские страны в основном для нужд животноводства, а развивающиеся из-за низкой цены зерна III класса.
А что остаётся для потребления отечественным населением? Президент Российского зернового союза А.Л.Злочевский ещё год назад признался: «Ни для кого не секрет, что для производства хлеба привлекается фуражная пшеница (V класса). Её используют при так называемой „бодяге”: берут улучшители, какой-то объём пшеницы IV класса, домешивают, что подешевле, и за счёт улучшителей получают помольную партию».
Ныне хлебопёки ещё откровеннее признаются, что нас, особенно мало- и среднеобеспеченных россиян, держут за скотину. Мы питаемся хлебом из фуражных отбросов, тогда как торгаши российским зерном, отечественные и зарубежные посредники, вывозя наш хлеб за рубеж, набивают золотом свой карман. Только в прошлом году экспортёры зерна выручили 5,9 млрд. долл., из которых доля государства мизерная.
В сельскохозяйственном году (с 1 июня 2017 г.) по 18 октября трейдеры экспортировали пшеницы на 15,7% больше прошлогодней, а зерновых культур в целом на 22,3% больше, чем за аналогичный период прошлого сезона. Минсельхоз ожидает, что экспорт зерна за год составит 45 млн. т, включая 30 млн. т пшеницы.
Правда, большинству агропроизводителей от этого дождя достанутся разве что крохи. Так, в Центральном федеральном округе перекупщики стали давать им за тонну фуражной пшеницы на 100 рублей меньше. На Урале цена пшеницы III и IV классов опустилась на 50—100 руб./т, а прочего фуражного даже на 100 руб./т. В Сибири цена пшеницы уменьшилась в среднем на 270—275 руб./т. А учитывая, что доставка зерна с Урала или из Сибири к покупателю обходится агропроизводителям в немалую копеечку, многих из них нынешний обильный урожай просто обанкротит.
* * *
Каким образом в нашей стране вновь восторжествовала формула дореволюционных эксплуататоров народа, самодовольно заявлявших: «не доедим, но вывезем»? Не потому ли, что как и полтораста-сто лет назад Россия снова оказалась полуколонией мирового капитала и полигоном грабежа отечественных Колупаевых? Причём увязла в их тенётах ещё глубже, чем при Романовых. И всё только потому, что доверилась правлению антинациональных сил, не способных обеспечить ей безопасные пути развития в океане империалистического хаоса.
Мейнстримом развития человечества с последней трети прошлого века стали две парадигмы глобализации его экономической и социокультурной динамики: а) глобализации как естественной стадии его исторического развития на этапе зрелых индустриальных и созревающих постиндустриальных технологий; б) управляемой глобализации как прагматической стратегии использования потенциала и ресурсов большей части регионов планеты. В целях повышения благоденствия населения небольшого кластера развитых капиталистических стран, усвоившего западноевропейские социокультурные стандарты потребительского поведения, так называемого «золотого миллиарда».
Естественно-историческая глобализация, интенсивно расширяя спектр информационно-коммуникативных и социально-экономических взаимосвязей всех ячеек планетарной организации человечества, ускоряет распространение и использование не только позитивных, но и негативных условий обновления общечеловеческого бытия. А потому является суровым экзаменатором жизнеспособности государств, обществ, национальных хозяйств и прочих социокультурных институтов. Неустойчивость её чревата утратой институциональной безопасности, суверенитета и даже социально-территориальным распадом этих структур.
Судьба их во многом зависит от плодотворности выбранной народами стратегии развития этих структур в условиях порождённых объективными причинами глобальных вызовов и рисков. Прежде всего, от выбирающих эту стратегию политиков, определяющих, в конечном счёте, направления динамики данных структур в пространстве названной причинности.
Управляемая международной «элитой», давно поименованной зарубежными политологами «мировой закулисой» или «мировым правительством», глобализация последние три-четыре десятилетия в целом успешно превращала находящиеся за кругом «золотого миллиарда» страны в эксплуатируемую периферию. Тормозя развитие одних, обрекая других на кризисы и социокультурную деградацию.
Это о ней говорил патриарх Кирилл, выступая в Храме Христа Спасителя 1 ноября 2017 года на открытии XXI Всемирного русского народного собора. Констатировав смерть либеральной глобализации, он сказал: «Мировое сообщество сегодня вплотную подошло к исторической черте, за которой начинается новая эпоха. Пределы глобализации достигнуты, начался кризис её унифицирующих критериев. Впредь каждый культурно-исторический субъект (т. е. каждый народ) будет вынужден в собственной традиции искать опору, необходимую для развития и движения вперёд, искать свою модель модернизации, истоки своей системы социальных институтов».
Трезво оценивая современную отечественную реальность, полагаем, что поиски эти будут нелёгкими. Слишком много несогласия у россиян по поводу того, что считать традициями, какие испытанные ими социальные институты позитивны для нашего народа.
Россия в последние десятилетия оказалась в числе тех стран, которые не сумели достойно ответить на вызовы и риски как той, так и другой парадигмы глобализации. Отходя с хрущёвских времён по лукавым советам рыночных товарников от механизмов последовательно социалистического развития и критериев его оценки, запутываясь в тенётах мирового рынка и мелкобуржуазного мировоззренческого диссидентства, СССР не сумел адекватно вызовам времени использовать в полном объёме позитивные возможности и нейтрализовать негативные риски естественной глобализации.
В результате чрезмерного погружения в структуры и механизмы капиталистической системы хозяйствования, он стал погрязать в порождённом ею мировом социально-экономическом кризисе 1960—70 годов.
Не преодолев хрущёвскую идеологическую распутицу в обществе,
а вяло законсервировав её, советские престарелые руководители проглядели, как в таком мировоззренческом бульоне в недрах социалистического общества созрели массовые пролиберальные силы. Опираясь на внешнюю поддержку буржуазных лидеров управляемой глобализации, воспользовавшись приходом в партийно-советские органы правящих властей псевдосоциалистических горбачёвских «перестройщиков», склонных к оппортунизму, трансформировавшемуся в коллаборационизм, эти силы разрушили СССР.
Обе эти парадигмы глобализации продолжают деструктивно воздействовать и на существование современной России. Отчасти потому, что мировая закулиса традиционно рассматривает нашу страну как резервуар природных ресурсов, которые она жаждет использовать для своих нужд под флагом наднационального управления ими. Но сказывается и то, что правящие российские круги игнорируют уроки просчётов прежнего времени и действуют ещё беспомощнее в деле разработки и реализации стратегии национальных ответов на вызовы и риски глобализации. Тем более, что экономический блок РФ, начиная с гайдаро-ельцинских времён, и
по сей день находится в руках ангажированных радикальных заподоидов.
За годы буржуазной трансформации российской экономики её конкурентоспособность по отношению к мировой упала минимум на порядок. Страна всё явственнее превращается в неоколониальный придаток Запада. В обществе вследствие усиления социального и политического неравенства нарастает центробежное разрушительное напряжение социальных сил.
Наиболее пагубно сказываются негативы обеих парадигм глобализации на функционировании современной российской деревни. В сущности, деревня как социально-территориальная подсистема общества, исторический носитель её социальной субъектности и системообразующий российскую цивилизацию институт исчезает, превращается в социально бесструктурную сельскую территорию — пространство реализации чуждых ей интересов. Что чревато аннигиляцией* самой России как специфического социокультурного субъекта мировой истории.
Социальная субъектность российской деревни из века в век зижделась на единстве экономической организации её аграрного производственного фундамента с расселенческой организацией непроизводственного бытия её социума. К этому с началом массовой урбанизации присоединилась в качестве органического компонента взаимообусловленная интегративная связь её с городом как дихотомичной ей социокультурной подсистемой общества.
Полноценное существование российской деревни как субъекта исторического процесса обеспечивается тремя социокультурными скрепами:
а) аграрной и естественно природо-территориальной, эко- воспроизводственной деятельностью её населения; б) интегральной деятельностью его по перманентному воспроизводству партнёрских отношений деревни с городом, сначала при донорском доминировании деревни, затем — города; в) цивилизационным воспроизводством самого населения как субъективно-объективного фактораэтой деятельности. Сегодня эти три системообразующие скрепы всё интенсивнее разрушаются.
Обозначим наиболее явственные проявления этой разрухи.
* * *
Начнём с фундаментальной стороны функционирования деревни как субъекта производства первичных аграрных материальных благ и обеспечения экологических условий социодемографического воспроизводства общества. С неё начинается деградация этой подсистемы и всего интегрального социума страны.
Основу аграрной деятельности искони составляют зерноводство, животноводство и птицеводство. Руководители Минсельхоза РФ, а за ним и высшие руководители государства пафосно возглашают о небывалых в истории России урожаях зерновых, победоносных успехах «импортозамещения» в животноводстве, пиковом взлёте агропромышленного производства. Факты говорят о ином.
По данным официальной, год от года всё более лукавой и всё менее достоверной статистики, российское аграрное производство пока так и не достигло рубежей не лучших в советское время показателей четвертьвековой давности горбачёвской «перестройки». (См.: табл. 1).
* Аннигиляция (лат. annihilatio — уничтожение) — в физике реакция превращения частицы и античастицы при их столкновении в какие-либо иные частицы, отличные от исходных. (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B8%D0%B3% D0%B8%D0%BB%D1%8F%D1%86%D0%B8%D1%8F). — Ред.
Таблица 1.
Производство продуктов на душу населения
в РСФСР и РФ (в кг)
Показатели 1990 г. 2008 г. 2015 г.
Молоко 376 228 212
Мясо 68 43 65
Яйцо 321 266 291
Шерсть 1,4 0,4 0,4
Зерно 788 760 717
Лукавство этих цифр заключается хотя бы в том, что за четверть века численность российского населения существенно сократилась. А также в том, что результаты растениеводства сравнивают не по изменчивым годовым показателям, а по средним данным за пятилетние периоды, которые нивелируют ежегодные различия в урожаях из-за влияющих на них неодинаковых климатических условий в разные годы. Иначе, как и обращалось внимание, последний «рекордный» годовой урожай зерновых (около 116 млн. т) честнее было бы сравнить с такими же в советские годы, когда в 1973 году было собрано 121 млн. т, в 1976-м — 119 млн. т, в 1978-м — 136 млн. т и так далее. И населения в советской РСФСР тогда было меньше.
Столь же лукавы сравнения нынешних показателей погектарной урожайности зерновых с советскими. В РСФСР — это была средняя урожайность со всей нивы в различных по климату и потенциальному плодородию почв в регионах. В РФ же зерноводство в соответствии с рекомендациями товарников сосредоточено преимущественно на чернозёмных почвах. А свыше 42 млн. га менее плодородных сельхозугодий заброшено, зарастает бурьяном и кустарниками. Естественно, что динамика урожаев (см.: табл. 2), в том числе средних погектарных не равнозначна.
Таблица 2.
Валовой сбор зерна в хозяйствах всех категорий (тыс. т)
после доработки
Области, края 1990 г. 2015 г. в %
Омская 2272 3316 146
Белгородская 2173 3127 144
Курская 2558 3567 140
Тамбовская 2449 3368 138
Орловская 2075 2697 130
Липецкая 2049 2284 112
Воронежская 3849 4183 109
Ростовская 9377 9624 103
Брянская 1177 932 79
Владимирская 468 218 46
Калужская 520 209 40
Псковская 306 117 38
Ивановская 428 142 33
Ярославская 286 94 32
Новгородская 170 50 29
Смоленская 847 238 28
Костромская 293 60 20
Тверская 725 117 16
Архангельская 99 5 5
Ставропольский край 6075 8926 146
Краснодарский край 9770 3708 140
Алтайский край 3246 3940 121
Российская Федерация,
млн. т 116,7 104,3 89,9
В результате выбытия из статистического счёта рукотворной российской «целины-2» с малоплодородными почвами, — равной общей площади пашни, возделываемой Францией, — средняя урожайность зерновых в РФ в сравнении с показателем её в советские десятилетия стала несколько выше. И рыночники ликуют, выдавая этот лукавый факт за бесспорное «свидетельство» лучшей эффективности капиталистического способа зерноводства.
При этом они умалчивают о том, что наше современное зерноводство существенно отстаёт от советских рубежей. Да и в целом, по свидетельству даже рьяных рыночников, в РФ «объём валовой продукции сельского хозяйства в 10 раз ниже объёма в дореформенном 1990 г., в животноводстве — на 1/3 ниже». (Журнал «АПК: экономика, управление», март 2016 г. С. 18 — расчёты академика И.Н.Буздалова).
Животноводство вообще стало наиболее уязвимой «пятой» современного российского аграрного производства. Например, из доперестроечного общероссийского стада в 65 млн. голов крупного рогатого скота ныне осталось менее 10 млн. По мере развала колхозно-совхозного строя основное стадо коров сосредоточилось на личных подворьях, но в последнее десятилетие из-за дорожающих кормов оно и здесь стало уменьшаться. Причём год от года всё быстрее. В результате сегодня большая часть потребляемых россиянами молока, масла, сыров и прочей продукции животноводства — это фальсификат на пальмовом масле, примесях импортных измельчённых кож, мраморного мяса, кенгурятины и т. д. Импорт животноводческой продукции и её суррогатов обходился стране ещё недавно в 40—45 млрд. долл. ежегодно.
Между тем сельское хозяйство развитых капиталистических стран, определяющих сегодня глобализационные вызовы и риски в мировом хозяйстве, за четверть века существования современной либеральной России свою динамику не сбавило, увеличив объёмы продукции в 2—3, а в животноводстве в 3—4 раза. И как же властвующие в экономическом блоке российские либералы рассчитывают конкурировать в глобализационном экономическом пространстве? Вопрос очевидно риторический, судя по тому, что они из года в год бездоказательно попугаисто возглашают, будто не допустят в ближайшие десятилетия дальнейшего падения российской экономики, уровень которой и без того ниже нулевого плинтуса.
Таблица 2 вместе с тем свидетельствует и о другой, не просто аграрной, а общесельской и общероссийской беде. Из неё видно, что аграрное неблагополучие коснулось, прежде всего, нечернозёмных регионов. А это не только Нечернозёмная зона, но и горные северокавказские республики, дальневосточные, сибирские и зауральские прсторы, северные и особенно циркумполярные* районы. В совокупности они представляют около 2/3 сельской России. Между тем, в 20 раз снизили производство зерна не только Архангельская, но и Читинская область, Бурятия и Тува; 12—13% к уровню 1990 года произвели Астраханская область и Кабардино-Балкария, совсем выпали из хлеборобских районов Карелия и Коми…
И такая ситуация с производством не только зерна, но и «северного шёлка», как назвали лён в традиционно производивших его регионах, а также ряда других культур и видов животноводства. Даже в изобильной травами Нечернозёмной зоне скотина, оставаясь без кормов, искореняется так интенсивно, что в большинстве сёл на стало слышно её мычания.
Патриотично заявленное российскими правителями «импортозамещение» превратилось в явную фикцию: 60% поступающих в отечественный агропром техники и оборудования, 80% семян, 2/3 продуктов по-прежнему импортируются, только импортёры в ряде случаев стали другие. Своя же продукция, что аграрная, что агропромышленная, производится, как и прежде, в ограниченных объёмах.
А это означает, что сельское население многих регионов страны утрачивает или утратило трудовую основу и, следовательно, смысл жизнесуществования в ареалах своих мест рождений. Это подтверждается оценками перемен в российском селе за последние 5 лет, данными самыми компетентными экспертами — руководителями сельскохозяйственных организаций. (См.: табл. 3).
Таблица 3.
Оценки перемен в российском селе за 2011—2015 годы
(% от числа опрошенных экспертов)
Варианты ответа в 40 субъектах в субъектах в субъектах
РФ* Нечерноземья Севера
Жизнь значительно
улучшилась. 3,3 — —
Есть положительные
перемены. 26,4 7,6 2,8
Перемен практически
нет 29,7 28,3 14,5
Жить стало хуже,
село деградирует. 40,6 63,2 82,7
Затрудняюсь ответить. — 1,9 —
* См.: Социс. 2016. № 3. С. 78.
* «Слово „циркумполярный” — это калька с английского circumpolar, которое имеет два латинских корня, восходящих к словам circus (круг) и polar (полярный). Целиком же слово, соответственно, буквально переводится как «окружающий полюс». Более точный перевод означает „находящийся повсеместно за полярным кругом”… Можно также считать, что циркумполярный Север — это территория, которая кольцом охватывает полюс — то есть попросту Заполярье…». (http://newslab.ru/article/27396). — Ред.
Опрос проводился методом фор-мализованного интервью Центром ВНИИЭСХ в 40 субъектах РФ, 2/5 которых представляли собой благополучные в климатическом отношении или чернозёмные регионы; в НЧЗ и северных субъектах в те же годы — Институтом аграрной социологии.
По свидетельству руководителя исследования Центра ВНИИЭСХ по общероссийской выборке члена-корреспондента РАН Л.В.Бондаренко, массив опрошенных фактически тоже контрастно дифференцировался по признаку естественно-природных различий регионов проживания экспертов. И следовательно, как те, так и другие интервью свидетельствуют, что большая часть сельского населения неблагоприятных по естественно-природным условиям территорий живёт с ощущением своей социально-институциональной ненужности.
За четверть века либеральных «перестроек» традиционная аграрная производственно-трудовая основа у них разрушена капиталистическим рынком, а никакой иной инфраструктуры неаграрной занятости, позволяющей трудоспособным людям не только выживать, но и развиваться, а всему сельскому населению расширенно в социальном аспекте воспроизводиться, в деревне не создано. В итоге сельчане покидают её, и она как подсистема общества умирает.
* * *
Системные признаки институционального угасания отечественной деревни как результата капиталистического развития сельской России были зафиксированы уже в начале прошлого века депутатом 2—4 царской Госдумы А.И.Шингарёвым в его монографии «Умирающая деревня». Социалистический строй возродил, как показали исследования К.С.Шуваева в тех же поселениях, российскую деревню не только социально-экономически, но и социокультурно. (См.: Шуваев К.М. Старая и новая деревня. — М.,1937). И вот реставрированная либералами на рубеже 1980—90 годов буржуазная аграрная политика за четверть века её реализации вновь привела, по признанию В.В.Путина, отечественную деревню на грань «замирания жизни» в ней. Миграция сельчан в города в поисках работы и сносных бытовых условий жизни приобретает лавинообразный характер не только в Нечерноземье, охватывающем 29 областей и республик, то есть треть субъектов РФ, но и сибирские и дальневосточные пространства, которые превращаются в социальные пустоши.
В экологическом отношении эти пространства, по единодушному мнению специалистов, быстро деградируют: заболачиваются, опустыниваются, превращаются в недоступные из-за буреломов дебри. Никакое воспроизводство человеческого социума на них становится невозможным. Но это ещё одна беда.
Сельское население ведь традиционно было не только демографическим резервуаром развития городов, но и организатором и контролёром социального порядка на бескрайних российских руральных* территориях. Сегодня местами они из-за отсутствия на них аборигенного населения на десятки, а в Сибири, на Дальнем Востоке и на Севере на сотни километров лишены хозяйственного и просто гражданского пригляда. То есть в принципе подготовлены к тому, чтобы потенциально стать безнадзорной природной базой для враждебных национальной безопасности российского государства сил. Для организованной преступности и прочего криминалитета типа нео-«лесных братьев», необандеровцев, неомахновцев и т. д., а также
для российских вариантов «неоигиловцев», «неоталибов» и прочих диверсантов, инспирированных враждебными России государствами.
* Рурализация (лат. ruralis — сельский, деревенский), деурбанизация — процесс, обратный урбанизации. Отток населения из городов в сельскую местность в связи с ухудшением в них экономической (прежде всего продовольственной) ситуации. (https://ru.wikipedia.org/ wiki/%D0%A0%D1%83%D1%80%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F). — Ред.
Последние, как свидетельствует недавнее советское предвоенное прошлое, отнюдь не плод воспалённого алармистского* мышления авторов. Учитывая крайнюю степень демонизации не только СССР, но и РФ «элитой» современного Запада, свидетельством чему является хотя бы дружная кампания объявленных ею по явно надуманным предлогам нашей стране экономических, и не только, санкций, инспирирование их вполне возможно как массовый взбрык поражённой язвами фрустрации** ментальности этой беснующейся от невозможности прикарманить российские природные ресурсы «элиты». Тем более, что, осознав невозможность современного капиталистического строя решить мирными способами стоящие перед человечеством глобальные проблемы, публично признавшись в этом устами западных лидеров, данная «элита» всё более склоняется к авантюрам в международных отношениях. И прежде всего, к тому, чтобы в очередной раз любыми способами, в том числе насильственно, попытаться поставить, как объявили в 1990-е годы М.Олбрайт и М.Тэтчер, российские ресурсы под свой «наднациональный» контроль.
Кстати, воспользовавшись на рубеже XIX—XX веков оплошностью царской династии Романовых, втянувшей логично вытекавшими из Манифеста 1861 года «великими реформами» Россию в тенёта западного варианта капитализма, и инициированной агентами западного влияния советско-российской Смутой 1985—2000 годов, Запад был уже близок к вожделенной им цели превратить нашу страну в свой неоколониальный придаток. Сознание этого и надежда, что прошлые неудачи в достижении этой цели объясняются неучтёнными мелочами и случайностями в реализации их стратегии, толкают на повторение попыток поглощения постсоветских «пространств» технологиями управляемой глобализацией, а если они дадут сбой, то и иными способами экспансии.
Эти расчёты имеют тем большие шансы на успех, что осуществлению их способствует некомпетентно реализуемая в России, концептуально чуждая её не только социокультурным, но и природно-территориальным особенностям политика правящих неолиберальных кругов. В том числе, а возможно в первую очередь в сфере аграрных отношений, поскольку деревня, оказавшись в результате либеральных «реформ» на грани «замирания жизни» в ней, стала самым слабым звеном институциональной организации современного российского общества.
* Алармизм (от ст. фр. `a l’arme — «к оружию», через англ. alarmism — «паникёрство») — многозначный термин. В частности, в психологии алармизм — тревожное или паническое эмоциональное состояние, являющееся негативной реакцией человека или группы людей на положение дел в настоящем и будущие перспективы. (https://ru.wikipedia.org/wiki/ %D0%90%D0%BB%D0%B0%D1%80%D0%BC%D0%B8%D0%B7%D0%BC). — Ред.
** Фрустрация (лат. frustratio — «обман», «неудача», «тщетное ожидание», «расстройство замыслов») — психическое состояние, возникающее в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворения тех или иных потребностей, или, проще говоря, в ситуации несоответствия желаний имеющимся возможностям. (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0% A4%D1%80%D1%83%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F). — Ред.
* * *
В дополнение к рассмотренным бедам современной российской деревни за четверть века рыночных «перестроек» грубо извращены отношения с нею города. Из традиционно партнёрских, взаимовыгодных они трансформированы в односторонне потребительские отношения со стороны более сильной экономически, технологически, управленчески, информационно и в целом культурно городской подсистемы формально пока ещё единого общества. В этом русле более слабая сельская подсистема неизбежно обречена на атрофию и смерть.
Между тем, вследствие природно-территориальной и социокультурной специфики российского общества сама история его развития предначертала ему особый путь цивилизационного самосовершенствования. Не во всем, но во многом отличный от навязываемой либералами вестернизации, воплощённой в стратегии управляемой глобализации, в тенётах которой запутывают его некоторые диктующие ему ориентиры обществоведы и правящие современной РФ круги.
Наиболее императивно сказываются детерминанты особого российского пути развития в деревне. По интегральному комплексу природно-климатических условий и биоценоза сельхозугодий, детерминирующих нашей стране необходимость рискового земледелия, животноводства и всего жизнесуществования населения, российская деревня являет собой уникальный феномен функционирования современного человечества. Охватываемый ею ареал рискового ведения развитого сельского хозяйства составляет, по примерным подсчётам, 2/3 аналогичной территории, на которой осуществляют аграрное производство прочие, почти 200 стран цивилизованного мира.
Имея малую долю сельхозугодий с условиями рискового аграрного производства, каждая из этих стран в целях обеспечения его эффективности и, следовательно, благоприятных условий жизнесуществования зависимого от занятости в нём населения оказывает более-менее, но в целом достаточную поддержку ему из общегосударственных ресурсов развития, а также стремится поддерживать приемлемое сельскому хозяйству равновесие в экономическом взаимодействии его
с городской промышленностью, а сельского населения с социокультурной инфраструктурой города.
Так было и в Советской России, в которой расходы на сельское хозяйство достигали временами 20—25% всего народнохозяйственного бюджета. И даже в годы горбачёвской «перестройки» на сельское хозяйство выделялось 14—16% капиталовложений. И главное, производимые — также стимулируемой госресурсами — городской промышленностью машины, оборудование, минеральные удобрения поставлялись деревне по приемлемым ей, эквивалентным на её продукцию ценам. Это позволило довести в колхозах и совхозах к 1990 году количество тракторов до 1366 тыс., комбайнов до 407 тыс., минеральных удобрений до 12 млн. т и т. д. и, таким образом, вплотную вывести аграрное производство на уровень комплексной механизации.
С тех пор в этом направлении произошли кардинальные перемены. Либеральные реформаторы законом «О социальном развитии села» лицемерно обязались в 1990 году выделять на аграрный сектор через федеральный бюджет 15% национального дохода страны, но, захватив власть, вскоре, повинуясь воле подлинных хозяев, мошеннически приватизировавших общенародное достояние, превратили свои обязательства в фикцию. Размеры капвложений на га сельхозугодий и господдержки отечественного аграрного производства с середины 1990-х годов по сию пору стали в РФ в 20—25 и в 10—15 раз ниже, чем в развитых странах. Неэквивалентность цен на промышленную продукцию аграрного назначения взметнулась в 12—120 раз. И деревня, что заведомо было ясно, не смогла выдержать разрушительный накат на неё.
Умножаемые капитализаторами признаки институционально-цивилизационного надлома российской деревни всё явственнее приобретают качества необратимости. Тем более что невыносимые для функционирования российского агропрома условия зафиксированы в договорах о вступлении РФ в ВТО и не могут изменяться в лучшую сторону. Ведя 19 лет переговоры о вхождении в эту подконтрольную Западу международную организацию российские переговорщики согласились с наихудшими в сравнении со странами с благоприятными для сельского хозяйства природными условиями нормативами «аграрных корзин». Хорошо зная, что согласно вашингтонскому консенсусу в нашей стране действует принцип первенства требований международных соглашений над нормами национального законодательства.
И не странно ли, что в последние годы, когда кампания экономических санкций Запада по отношению к РФ грубо нарушила основные принципы функционирования ВТО, никто из ответственных российских правителей ни звука не проронил не то что о выходе из этой ущербной для России, выгодной лишь для некоторых сегментов сырьевого и иного бизнеса наших олигархов организации, а даже о необходимости добиваться лучших условий пребывания в её тенётах?
Сегодня, уже только в силу рассмотренных выше обстоятельств, российскому сельскому хозяйству не под силу ни механизация, ни химизация, ни расширенное, соответствующее потребностям прогресса его, воспроизводство главной производительной силы отечественного агропрома — квалифицированных кадров. Былая система подготовки квалифицированных аграрных кадров низшего (СПТУ) и среднего (техникумы) звена практически разрушена, а из выпускников сельхозвузов закрепляются на селе в зависимости от специальности 15—25%. От былого колхозно-совхозного машино-тракторного парка осталась 1/4, а по ряду видов техники и оборудования десятые доли. Это две трети той техники, которая была использована только на подъёме «Целины-1», между тем нынешняя рукотворная российская «Целина-2» масштабнее и сложнее по причине отсутствия не только техники, но и кадров для неё.
РФ производит сегодня на несколько миллионов тонн больше минеральных удобрений, чем в советское время. Кстати, единственная в российском агропроме отрасль, в которой превзойдён прежний уровень производства. Но это полагаем потому, что оно экологически остаётся крайне грязным и глобалистам выгодно его развивать в РФ, взяв данную отрасль, как они уже и сделали, под контроль западного капитала. Производители поставляют российским аграриям в 5 раз меньше этих туков, чем их вносилось в советское время. В последние годы 9/10 этих туков вывозится за рубеж, где развитые страны и без того вносят их на свои поля в 7—19 раз больше на каждый гектар сельхозугодий, чем россияне, чьи поля из-за отсутствия у них органики — вследствие исчезновения производящего её скота — в силу малоплодородия почв больше нуждаются в подкормке.
* * *
Существенным сегодня является то, что в возрождении нуждается весь российский агропром и, главное, сама деревня как институциональная подсистема российского общества, императивный конструкт российской цивилизации. В силу супергигантской пространственности, естествнно-природной мультископичности (структурности) и многослойности организационных скреп как российской цивилизации, так и цивилистско-социального институционального исторического выражения её — общества и государства — Россия на современном этапе социально-политической эволюции человечества может в отличие от многих других стран с иными природными условиями и иной традиционной социокультурной ментальностью существовать лишь в органическом единстве города и деревни. Существование и полнокровное функционирование каждой из этих институциональных подсистем является непременным условием жизнеспособности друг друга.
Отечественные капитализаторы схоластически затвердили заподоидную мантру об «общечеловеческих ценностях», признавая за ними лишь сформированные технологически развитыми странами качества буржуазной вестернизации и модернизма. И никак не допускают саму мысль, что помимо сформированных процессами естественной глобализации «общечеловеческих ценностей» в мире сохраняют свою детерминационную силу, имея основания в естественных условиях и традициях своего жизнесуществования, иные, чуждые ценностям атлантического мира и плодотворные, причём не только в экономических, но в социокультурных аспектах ценности.
В России Нового и Новейшего времени эти фундаментальные для полноценного функционирования цивилизационных качеств её социальности иные ценности исторически держатся на особом характере институциональной взаимоподдержки её города и деревни, детерминирующей специфику всего российского социума и его государственности.
В материальной сфере наиболее значима эта детерминационная сила в плодотворной её протекционистским характером взаимосвязи сельского хозяйства с промышленностью города, в непроизводственной — в шефской зависимости сельского бытия от городской инфраструктуры и культуры, их взаимооплодотворении.
Между тем именно аграрно-сельские обществоведы начали ещё в советское время активно возрождать дух отрицания их дореволюционными предшественниками доказательств особого пути развития российской социальности и государственности. И соответственно, стали авторами рекомендаций, направленность которых выражала однолинейный, имеющий истоки в либеральном вестерне, крен в приоритеты выгод рыночного характера над всеми остальными ценностями.
Наиболее последовательными в этом плане были и остаются ученики и последователи аграрника-политэконома В.Г.Венжера: академики И.Н.Буздалов, Т.И.Заславская, профессора Л.Н.Кассиров, Г.С.Лисичкин и некоторые другие. Интересны две Записки Хрущёву ряда этих теоретиков рыночной товарности и последствия реализации содержавшихся в них рекомендаций.
В первой Записке Венжер, его жена политэконом А.В.Санина и их ученица Заславская убеждали тогда ещё члена сталинского Политбюро ЦК ВКПб Н.С.Хрущёва в чрезмерных тяготах для государства расходов на соцкультбыт малых, преобладавших на Северо-Западе и прочей нечернозёмной части РСФСР деревень и на содержание МТС, а также экономической малоэффективности подсобных предприятий на селе. В качестве альтернативы они предлагали в рамках кампании по укрупнению колхозов, продать технику сельским хозяйствам, предостеречь колхозы и совхозы от отвлечения трудовых и материальных ресурсов на подсобные предприятия неаграрного типа, начать сселение деревень в крупные посёлки городского типа, в которых соцкультбыт будет дешевле, а также ограничительно регламентировать приусадебные участки как экономически малоэффективные эксполярные формы аграрного производства и в целях окультуривания новых поселений вынести эти эксполярные рудименты хозяйствования за пределы посёлков.
Хрущёв, памятуя публичное осуждение Сталиным идеи продажи техники колхозам, относительно этого предложения промолчал, а прочие обнародовал как свои соображения в статье «О строительстве и благоустройстве в колхозах». (См.: Правда, 2 марта 1951 г.).
В апрельском, того же года, Закрытом письме ЦК ВКП(б) идеи этой статьи были осуждены. В том числе самим её публично покаявшимся автором.
Что касается предложений продать технику колхозам и ограничить сегмент подсобных предприятий, то к ним Хрущёв возвратился, возглавив страну. Ликвидация в связи с этим МТС стала, как известно, первым крупным ударом по колхозно-совхозному строю, растроив его экономику, ухудшив эксплуатацию и сохранность агротехнического парка. В дополнение к этому по его инициативе было проведено огосударствление ремесленных и подсобных промыслов, что вывело последние из сферы колхозно-совхозной деятельности.
Воодушевлённые вниманием к ним партийного сановника рыночники выступили с новыми инициативами. Во второй Записке Хрущёву, ставшему «хозяином» страны, Венжер, Заславская и гуру тогдашних товарников Е.Г.Либерман, приведя массу «доказательств» своим утверждениям о экономическом расточительстве реализации запланированной сталинским руководством Программы интенсивного социально-экономического развития сельского Нечерноземья, предложили переориентировать аграрную политику в пользу несравнимо менее хлопотливой, но более быстрой и экономически выгодной распашки целины.
Это консервировало стратегию экстенсивного сельского хозяйства. Тем не менее, обуянный желанием искоренить следы сталинского курса и показать свою самость, Хрущёв, отложив запланированную ранее программу подъёма Нечерноземья, бросил материальные и людские ресурсы на решение обещавшей ему несомненные имиджевые дивиденды чисто хозяйственной задачи. Для этого стране пришлось использовать людские ресурсы того же сельского Нечерноземья и предназначавшиеся ему материально-технические ресурсы. Что подтолкнуло ослабленную войной среднерусскую деревню в сторону социально-экономической, демографической и социокультурной деградации.
Нереализованные Хрущёвым постулаты ограничения ЛПХ и колхозно-совхозных промыслов как якобы экономически малоэффективных — о социальной эффективности их он тогда, очевидно, мало заботился, — эксполярных форм аграрного и неаграрного хозяйствования, а также ликвидации малых деревень Заславская вновь предложила Госграждансельстрою СССР в брежневские времена, когда руководство страны, наконец, опять обратилось к Программе теперь уже не ускоренного развития, а возрождения интенсивно деградировавшего сельского Нечерноземья. Рекомендации были приняты и началось опустошение социально-экономического потенциала жизнесуществования населения и, соответственно, расселенческой сети деревни. Преимущественно русской, поскольку белорусскую мелкодисперсную деревню и прибалтийскую «хуторляндию» спасли местные руководители, просаботировав угрожавшие существованию малых поселений пункты советско-партийного постановления о сельском строительстве.
Вышерассмотренным, продиктованная идеей-фикс о подъёме рыночной экономичности отечественного аграрного производства «забота» академика Заславской, обходящаяся ныне боком социально-экономическим и социокультурным интересам сельского Нечерноземья и прочих родственных ему природными условиями российских руральных территорий РФ, не ограничилась. В те же, но более поздние брежневские времена одному из авторов этой статьи как руководителю сектора социального развития деревни и крестьянства головного социологического академического института неоднократно доводилось писать в сельхозотдел
ЦК КПСС заключения о преждевременности предложений академика и её компаньонов ограничить трудоёмкую и тяжёлую для сельского населения работу по заготовке для зимовки скота трав, заменяя её автоматизируемым производством более питательных комбикормов.
Новый куратор АПК СССР М.С.Горбачёв отнёсся к этим предложениям весьма благосклонно. В результате начатая в хрущёвские времена в сегменте пропашного растениеводства недооценка трав, несмотря на дефицит кормов скоту, тем более комбикормов, начала, было, захватывать и отрасли животноводства.
В 1990-е годы, став советником президента Б.Ельцина, Заславская начала концептуально, опять же с позиций рыночной выгоды, обосновывать необходимость сосредоточения растениеводства в зонах плодородного чернозёма с благоприятным для него климатом. Будучи в те годы консультантом замминистра и знакомым других руководителей Минсельхоза РФ, а позднее помощником сенатора СФ РФ и члена его Комитета по агропромышленной политике, соавтор данной статьи через них в меру своих скромных возможностей тормозил такой, пагубный для социальности отечественной деревни, структурный поворот в сельском хозяйстве. Однако рекомендации Заславской быстро оценили множившиеся числом российские неолатифундисты.
На основании протащенного их лоббистами лукавого земельного законодательства, направленного либеральными рыночниками в нужное олигархам русло, они приватизировали огромные площади наиболее плодородной чернозёмной земли. А затем, опираясь на обилие подзаконных актов, ведомственных инструкций, «экспериментальных поисков», коррумпированных чиновников канализировали государственную помощь аграриям чернозёмных областей и краёв, обездолив одновременно землевладельцев прочих нечернозёмных регионов, что и стало одной из причин образования бесплодной «целины-2» масштабами в десятки миллионов га.
Последняя сельскохозяйственная перепись беспристрастно фиксирует, что среди современных владельцев «неокрестьянских» фермерских хозяйств, индивидуальных и «личных подсобных хозяйств» благоденствуют только десятки лендлордов, обладающих сотнями тысяч га земель сельскохозяйственного назначения. Такими лендлордами были папа нынешнего главы Минсельхоза РФ, шурин Ю.Лужкова и другие родственники нынешних правителей. Сегодня «у владельца ГК „Доминант” П.Демидова земель 320 тыс. га, у А.Хайрулина („Авангард Агро”) — 350 тыс., у И.Алиева (РосАгро) — 400 тыс., у Худокормова („Проднитилекс”) — 760 тыс. га и т. д. Обширными землевладениями обзавелись многие банкиры». (Журнал «АПК: экономика, управление», март 2016 г. С. 15).
Вопреки уверениям о производственной эффективности этих капиталистических неолатифундий, они по выходу продукции на единицу используемых ресурсов, фондоотдаче и т. д. существенно уступают функционирующим в тех же регионах оптимальным, сохранившим остатки социалистичности в производственных отношениях СХО и СПК. Но, владея лучшими землями и находясь в благоприятных природных условиях, они, естественно, имеют экономическую фору перед хозяйствами в неблагоприятных регионах с рисковым земледелием и животноводством на малоплодородных сельхозугодьях. А потому оттягивают к себе от последних капиталовложения повёрнутого либералами на рыночную выгоду современного российского буржуазного государства. В том числе ресурсы предназначаемые на расширенное воспроизводство социального капитала деревни. Что и обусловливает усиление депрессивности 2/3 российских сельских территорий, находящихся в ущербных с точки зрения рынка условиях.
* * *
Очевидно, что в ближайшей и среднесрочной перспективе функционирование и дальнейшее развитие России как цивилизационного феномена и системного институционального организма, отражающего воздействие на него тенденций исторического воспроизводства человечества, зависит от того, насколько успешно она, во-первых, отразит внешнюю экспансию в отношении себя формируемой по лекалам вестернизации и неомодернизма управляемой глобализации; во-вторых, сможет использовать возможности, позитивно для себя ассимилировать вызовы и ослабить до уровня безопасности риски естественной глобализации.
В современных условиях это в значительной степени зависит от возрождения полнокровной институциональной субъектности деревни и интегративных взаимовыгодных, не подавляющих субъектность друг друга, а обогащающих её производственных и социальных отношений деревни с городом.
В свою очередь, возрождение субъектности деревни, прежде всего социокультурной, зависит от оздоровления её материально-экономических оснований, ключевым в структуре которых является и, видимо, долго, во всяком случае в перспективе ближайших десятилетий, ещё будет сельское хозяйство.
Возможность подъёма сельскохозяйственного производства детерминируется способностями государства усовершенствовать аграрные отношения, обеспечить выработку и реализацию непротиворечивой, продуктивной стратегии одобряемой обществом аграрной политики. А взаиморазвивающие отношения деревни и города как социальных подсистем институционального характера зависят от общей для них и всего социума структуры социальных отношений, то есть от созидательного потенциала доминантного для России общественного строя. Потенциал же строя прямо пропорционален степени социально-правовой легитимности его в ментальности общественных масс.
Переводя вышесказанное в практическую плоскость, можно резюмировать, что сегодня оздоровление российского аграрного дела требует прежде всего восстановления прежней полноты эксплуатации его природных ресурсов. В первую очередь, повторного хозяйственного освоения всех возделываемых прежде земель.
Постулаты рыночников о заведомой экономической убыточности эксплуатации малоплодородных сельхозугодий, находящихся в ареале рисковых для растениеводства и животноводства условий, справедливы лишь с точки зрения рыночной выгоды, но они мифологичны в свете оценки её на весах социальной эффективности. Да и в аспектах общенародной экономической выгоды эти постулаты сомнительны. Об этом свидетельствует опыт современной Белоруссии, стабильно получающей на бедных супесчанных землях при далёком от благоприятствования климате урожаи зерновых и овощных культур на уровне показателей их в российских чернозёмных регионах. Или Ленинградской области, которая на суглинках и при малокофортном климате по динамике валового сбора зерна — рост в 1990—2015 годах составил 172% — уступила лишь благодатной чернозёмом и климатом Северной Осетии — Алании с показателем роста 192%.
Успехи белорусов и ленинградских хлеборобов объясняются прежде всего тем, что они полнее учитывают дотационный характер современного аграрного производства. В частности, полнее обеспечивают техническое и агрохимическое обслуживание, из-за слабости которого российское растениеводство ежегодно теряет до 40%, а с учетом заброшенности или недоиспользования малоплодородных земель до 85% его потенциальных производственных возможностей.
Тонна органических удобрений способна дать прибавку 3 тонны урожая зерновых. В РФ сегодня отечественным хлеборобам доступны лишь 2 млн. т этих туков, а за рубеж экспортируется их 17—18 млн. т. Владельцы агрохимических заводов получают в свой частный карман прибыль, а страна — вред её экологии. К тому же она только из-за нехватки минеральных удобрений теряет ежегодно 50—55 млн. т урожая. Не считая того, что из-за нехватки удобрений вынос питательных веществ из почвы российских полей в последние десятилетия в 3, а в некоторых регионах в 5 раз превышает их возврат в виде органики и неорганических туков.
Ещё 20—25 млн. т зерна российские хлеборобы недобирают по причине нехватки техники из-за нарушения сроков посевных и уборочных работ. Немалый объём его пропадает при неудовлетворительном хранении из-за ограниченной мощности элеваторного хозяйства. К этому следует добавить утраты вследствие деградации ранее имевшихся мелиоративных, осушительных, противоэрозийных систем…
Об удручающей бесхозяйственности свидетельствует ориентация российских рыночников на экспорт отечественной аграрной продукции вместо того, чтобы удовлетворить первоочередные общественные потребности своей страны. Наши мукомолы бьют тревогу относительно того, что хлебопекарная отрасль испытывает дефицит в 12—13 млн. т не элитного даже, а приемлемого по стандартам для хлебопечения зерна III класса, и всерьёз рассматривают возможность стандартизировать для питания масс россиян фуражное зерно V класса, пригодное разве что, да и то с витаминными добавками, для питания скота.
Между тем 72% компаний ведущих российских сельхозпроизводителей заявили о своем намерении увеличить экспорт зерна I—II класса. (Опрос компании «Делойтти» летом 2015 г.). В последние годы за рубеж вывозится 20—25 млн. т зерна. Президент «вышки» Е.Ясин вообще призвал нарастить экспорт до 50 млн. т. Зарубежные импортёры зарабатывают на переработке каждой тонны его не менее 40 долл. (Турция создала для этого мощную мукомольную промышленность, каковой в РФ нет). Частные экспортёры — не государство — тоже получают бешеные доходы, а государство, в свою очередь, импортирует мясной продукции на 40—45 млрд. долл. Той самой продукции, которую РФ могла бы получить за счёт экспортированного за рубеж зерна.
Приверженцы капиталистического рынка, плетущие для АПК РФ сдерживающие его возрождение тенёты, усугублённые цепями зависимости от соглашений с ВТО и другими наднациональными организациями с недружественно настроенными к РФ чиновниками, являющимися, хотят они того или нет, в действительности агентами влияния управляемой глобализации, стали демоническими силами, препятствующими возрождению не только сельского хозяйства, но и взаимосвязанных с ним отраслей отечественного агропрома — сельхозмашиностроения, семеноводства и т. д., — а также внедрению инновационных агробиотехнологий, оптимизации аграрных и социально-экономических отношений между городом и деревней. Символом этих цепей и тенёт стали в последние годы ограничтельные нормативы пресловутых, особо жёстких для РФ, аграрных «корзин» ВТО. Избавление от них становится для нашей страны жизненно насущным актом.
* * *
При всей важности упомянутых обстоятельств, в целом однако развитие общественных институтов, в том числе таких, как деревня и город, национальный социум и т. д., в условиях глобализации, тем более когда на международной арене конфликтно взаимодействуют тенденции проявлений её естественной и управляемой парадигм, зависит от научной обоснованности стратегии развития этих социетальных институтов.
Стратегия вытекает из политики развития, а она отражает интересы осуществляющих её правящих государством сил. Поэтому, выражая целеустановочное соотношение функционально взаимодействующих составляющих развития названных общественных институтов, как стратегия, так и политика в равной мере могут быть научно обоснованными, произвольными или вообще невнятными.
Для понимания того, как развивается российское агродело, село и общество в условиях глобальных вызовов и рисков, ключевое значение имеют: а) сущность реализуемой аграрной политики, позволяющей познавательно определиться в характере динамики материальных и социокультурных основ исторической эволюции сельского хозяйства и российской деревни; б) социально-экономическое и социокультурное целеустановочное соотношение таких функционально взаимодействующих, как институциональная субъектность деревни и города; в) наконец, социальная политика интегрального для них социума — российского общества.
Аграрная политика детерминируется объективными закономерностями динамики аграрных отношений. А они, в свою очередь, обусловлены системами ценностей и норм, закреплённых легитимным в ментальности трудящихся масс правом, стратегическими целями государства по созданию труженикам агропрома соответствующих возможностям экономических, технико-технологических и социальных условий для максимальной мобилизации их способностей к продуктивному труду. Научная обоснованность её предполагает единство практики осуществления ограрной политики с теоретическими посылками стратегических целеустановок.
Из сказанного ранее очевидно, что у либерального экономического блока российского руководства в агросельской сфере изначально кроме идеологически фетишируемого целеполагания капитализации этой сферы никакой внятной стратегии развития отечественного агродела и села не было и нет. Оттого их аграрная политика в мнении масс трудящихся имела и имеет нелегитимный характер хаотической импровизации, а практическое осуществление её сводится к сочинительству бесчисленных и ни в одном случае не реализуемых перспективных программ, проектов, прогнозов, планов.
Показатель необходимой российской агросельской сфере научно обоснованной, эффективной аграрной политики в силу ранее упоминавшейся исторической специфики этой сферы имеет интегральный характер. На переживаемом РФ этапе, требующем развитой индустриализации сельского хозяйства и соответствующих кадров, аграрная политика должна обеспечивать органическое взаимодействие материально-технического, человеческого и социального капитала.
Сущность первых двух факторов общеизвестна. Третий, социальный капитал, будучи своего рода катализатором действенности аграрных отношений, характеризуется соответствующим общественной роли и значению аграрного дела как базовой для экономики не только деревни, но и всего российского общества отрасли, социальным положением тружеников сельского хозяйства. Пока же социальный статус подавляющей доли их низведён буржуазной рыночной «перестройкой» отечественной агросельской сферы до положения социальных париев. А в этих условиях о плодотворном функционировании не только социального капитала, но и стимулируемых им других видов аграрного капитала бессмысленно даже мечтать. В совокупности это обстоятельство детерминирует низкую производительность российских аграриев и соединённых с ними агропромышленной интеграцией партнёров.
Другой существенный признак научного характера аграрной политики обусловлен императивной необходимостью упорядочения отношений собственности на материально-технический капитал — земельные, технические, интеллектуальные и т. д. ресурсы, — и социально-экономического механизма её реализации.
Отринув государственно-социалистические и колхозные формы собственности, российские рыночники возвели в фетиш исторически одряхлевшую частную собственность и слепо игнорируют утрату ею своей былой стимулирующей действенности. Спекулируя на имевшихся в советские годы частных недостатках практики функционирования общественной собственности, они закрывают глаза на то, что за 70 лет советской жизни ни сельское, ни народное в целом хозяйство страны никогда не знало абсолютного спада его продуктивности. Периоды снижения среднегодовых приростов были, а спада по сравнению с предыдущими годами, если не брать небольшой период Отечественной войны, не было.
А что было? Были две народнохозяйственные катастрофы. Одна вследствие разрушений Первой мировой и Гражданской войн. Другая вследствие Второй мировой войны и разрушительной оккупации значительной, наиболее густонаселённой части страны. В первом случае довоенный уровень промышленности был восстановлен за 10, в сельском хозяйстве за 15 лет. Во втором восстановительный мирный период составил 6 и 8 лет. И ни в первом, ни во втором случаях страна не потеряла возделывавшиеся её деревней сельхозугодья. Таковой была стимулирующая действенность общественной, в том числе колхозной собственности.
А что произошло в РФ при замене общественной собственности частной? Утратив в 1990-е годы рубежи социально-экономического развития наполовину, рыночники за четверть века ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве, ни по уровню благосостояний 3/4 населения так ещё и не одолели рубежи 1990 года. Это и есть самый объективный показатель эффективности в России частной формы собственности и либеральных механизмов её реализации. Мировой опыт свидетельствует: если за 10—15 лет общественные «реформы» не подтвердили своё превосходство, значит они ошибочны.
Между тем, цепляясь за них, современные российские рыночники тупоумно бубнят о том, что причины неэффективности в нашей стране частной собственности не показательны, поскольку-де кроются в частностях: некомпетентности исполнителей, наследии советской ментальности, ущербности российских народов. И разрабатывают всё новые теоретико-прожектёрские подпорки частной собственности всё того же капитализаторского характера.
Вот и один из наиболее упёртых защитников частной собственности в российском сельском хозяйстве академик И.Н.Буздалов, резко критикуя некомпетентность своих правящих рыночных единомышленников за плачевные результаты их практики реализации зафиксированного в ст. 9 Конституции РФ приоритетного права частной собственности, предлагает им сменить ориентацию на крупных землевладельцев, радикально поменять направленность земельной и всей аграрной политики, создавая мощную систему сельхозкооперации средних и малых хозяйств, показавшей свою эффективность, например, в Финляндии.
При этом Буздалов в стиле своего многолетнего бездоказательного отрицания особого пути развития российской деревни привычно для него шельмует взляды дореволюционных зачинателей российского кооперативного движения за их управленческий принцип «один член — один голос», положения бесприбыльности кооперативов, противопоказанности использования наёмного труда, социальной направленности бизнеса кооперативов и т. д. А последователей этих зачинателей — за привычку новые реалии «втискивать в окостенелые определения», что-де не обогащает практику кооперативного движения, а дезориентирует её. (См.: журнал «АПК: экономика, управление», март 2016 г. С. 17).
Характерно для него, что, навязывая современной российской аграрной политике западные механизмы реализации, Буздалов закрывает глаза на то, что выдаваемая им за эталон западноевропейская кооперация также опирается на давние якобы «окостенелые понятия» и принципы: «управленческие голоса — пропорционально вложенному капиталу», распределение доходов пропорционально ему же, наёмный труд без права голоса, котлеты экономической выгоды также по величине капитала без осквернения мухами социальности и т. п. То есть предлагаемая им, дихотомичная традиционной российской, кооперация последовательно реализует буржуазные отношения частной собственности.
Это хорошо, в отличие от Буздалова, поняли в своё время классики теории и практики российской кооперации М.И.Туган-Барановский, А.В.Чаянов, Савва Морозов и, естественно, деятели её советского колхозного варианта. Когда в 1909 года в Москве собрался I Всероссийский съезд кооператоров и обсуждал предложение зарубежных коллег вступить в Европейский альянс кооперации на базе его устава, то изучив последний, съезд отказался от этого приглашения, ибо не согласился поступиться демократическим характером и социальной направленностью, то есть с особым путём российской кооперации. Под влиянием практики советского колхозного варианта сельскохозяйственной кооперации западная версия её за минувший век кое-что позаимствовала из него, эволюционировав в сторону социалистичности. Особенно в кооперативах, реализующих опыт испанской «Мандрагоны». Но в целом она остаётся одним из направлений механизма реализации капиталистических целеуказаний частной собственности.
Таким образом, предложения Буздалова и иных его рыночных неолиберальных единомышленников о приоритете частной собственности полностью выражает банальные пожелания «тех же щей, но в иной консистенции влей».
* * *
Однако мы в принципе согласны с его доказательствами фундаментальности такого признака научности российской аграрной политики как императив обеспечения в условиях современной глобализации приоритетного развития отечественного сельского хозяйства. И особенно с его предложением правящим российским кругам безотлагательно, не дожидаясь катастрофы равной разрушению СССР, переориентировать, проявив здравую политическую волю, тупиковую сегодня государственную стратегию, аграрную и в целом экономическую и социальную политику РФ.
При этом мы различаемся с ним и его рыночными единомышленниками, особенно с вестернизаторами, только в том, в каком направлении периорентировать. Мы и наши единомышленники за выбор в российском варианте социализма, очищенного от негативных наслоений экстремальных условий бытия сложного ХХ века.
Белгородский губернатор Е.С.Савченко в принципе правильно пишет, что «консолидация общества — очень важный политический ресурс, который можно конвертировать и в экономический рост, и в повышение качества жизни людей, и политическую и социальную стабильность, и, в конце концов, в необратимый процесс солидаризации общества — конечной цели общественного развития». (Наш современник. 2017. № 1. С. 3). Только возникает вопрос: где Вы, Евгений Степанович, увидели в буржуазной РФ или даже в вашей подопечной области солидаризацию общества? На деле нарастает социальный раздрай и распад, и зерновой рекорд ценою уничтожения былого, хотя бы относительного, социального равенства сельского населения и социальной субъектности российской деревни не свидетельство ли глубокого социально-политического кризиса навязанного буржуазного строя, одним из столпов которого Вы являетесь?
