08.02.2014 Новости Эстонии. Авторы эстонского фильма о Приднестровье: мы хотели показать многослойность ситуации внутри этого маленького государства
Авторы эстонского документального фильма о Приднестровье Меэлис Муху и Кристина Норман надеются, что их фильм поможет европейцам не просто заметить это непризнанное государство, но и увидеть за укоренившимися стереотипами – настоящих людей, у которых есть имена, лица, ценности, горести и радости, благодаря чему приднестровцы перестанут быть невидимыми.
“Мы хотели показать ситуацию изнутри”, – говорят режиссеры, которые не верят в существование объективного документального кино. Вышедший на экраны таллиннского кинотеатра Artis в пятницу фильм “ПМР” Муху и Норман снимали на протяжении трех лет, проведя в Приднестровье в общем более трех месяцев. События фильма разворачиваются на фоне президентских выборов.
Первый вопрос, который возникает в связи с этим фильмом у многих – что эстонцы делают в Приднестровье и почему снимают фильм?
Меэлис: Я попал туда в связи с тем, что показывал свой фильм “Алеша” в Кишиневе, там я познакомился с одной журналисткой из Приднестровья. Она сказала, что мне было бы там интересно, так как там политика во многом построена на памяти. Я был в Кишиневе весной и решил, что поеду в Приднестровье на День Республики осенью. Когда я приехал, для меня это было как возвращение на 20 лет назад. Я сам был пионером, помню все эти ритуалы, все парады. К тому же я очень интересуюсь антропологией, для меня было интересно наблюдать, как живут люди, как они принимают это. Для людей это не являлось проблемой, для них это – обыкновенная жизнь. Мне показалось, что об этом важно говорить в Эстонии, потому что в Эстонии никто о ситуации не знал. Все, что говорилось в Эстонии о Приднестровье, отличалось от того, как оно виделось и ощущалось там, на месте. Я чувствовал, что есть не то чтобы миссия, но есть возможность показать другой взгляд. Поехать из Эстонии туда и сделать фильм.
За это время ваш собственный взгляд на Приднестровье как-то изменился?
Кристина: Я думаю, с каждой поездкой мы узнавали что-то новое, наше представление, которое сложилось за первую поездку, оно изменилось во время второй поездки и т.д. Постоянно менялось. Когда мы были там уже в последний раз, мы поняли, что это очень сложное общество. Ведь когда у тебя президент у руля 21 год, когда кажется, что смена невозможна, в руках этого человека – вся власть, и вдруг случается, что проходят выборы, которые – мы там были, и были как наблюдатели тоже – были честными, по крайней мере, довольно честными, и народ действительно изъявил свою волю и выбрал нового президента, можно сказать, произошла своеобразная революция.
Меэлис: Еще добавлю, что одно дело – это просто снимать все, что ты видишь, другое дело – как ты сам, как документалист, поставишь себя в этой ситуации. Какое у тебя есть право что-то снимать и как ты это будешь показывать, в каком ключе, ведь ты приехал из Евросоюза, у тебя почти все есть в отличие от людей, которые живут там. Все время происходит внутренняя этическая борьба.
Если продолжить тему, то корректно ли это вообще, когда документалист снимает фильм не в своей стране, вот так приезжает куда-то со своим взглядом?
Кристина: На самом деле вопрос в том, что, по крайней мере, мы до сих пор не видели ни одного такого фильма, который был бы снят в Приднестровье на независимые деньги, который бы представлял какую-то независимую точку зрения о том, что происходит в этом государстве. В то же время мы увидели много людей, которые хотели бы высказаться, хотели бы показать то, что никогда не покажут ни российские, ни, тем более, молдавские, ни европейские, ни местные приднестровские СМИ. Они бы хотели это показать всему миру, рассказать о существовании проблем, рассказать о том, как они там живут, и вообще хотя бы просто сказать: “Мы существуем! Мы тоже нормальные люди, у нас свои горести, но и свои радости” и т.д. И мы поняли, что, с одной стороны, мы чужие в этом обществе, но с другой стороны, мы тоже понимаем, что это возможность дать голос людям, которые не могут это выразить по-другому.
Вы отсняли огромное количество материала, как вы отбирали то, что нужно, решали, как нужно сделать фильм, чтобы он соответствовал тем критериям, которые вы только что сами описали?
Меэлис: На это требуется много времени, чтобы понять, как нужно смонтировать. Потому что есть взгляд со стороны Европы, есть взгляд со стороны России. Для меня, как для автора, эти взгляды не дают ощущения объективности, ты чувствуешь, что у них есть какой-то интерес, что они хотят повлиять на свою публику.
Кристина: Сделать фильм на какой-то конкретный социальный или политический заказ.
Меэлис: И когда ты монтируешь свой фильм, ты все время должен анализировать, чтобы никто не мог твой фильм использовать в своих интересах.
Кристина: Нужно, чтобы в фильме всегда была сбалансированность. Я думаю, что самая большая работа заключалась в том, чтобы для себя понять, в чем заключается этот баланс. Какие есть вообще векторы интересов, и как этот фильм позиционировать где-то вне этих векторов.
Вам кажется, вам удалось достигнуть той сбалансированности, которой вам хотелось?
Кристина: Я думаю, у нас субъективная сбалансированность, я думаю, что Меэлис со мной согласится, что мы все равно не верим в объективность в документалистике. Не бывает объективного документального кино.
После премьеры фильма состоялась дискуссия, в которой по собственной инициативе принял участие и президент Молдовы. Он высказал точку зрения своей страны на эту тему, которая отличается от той, что показана в фильме. Сложилась интересная ситуация, когда в зале у людей появилась возможность стать непосредственными наблюдателями противоположных точек зрения. Это было запланировано?
Меэлис: Да, мы специально пригласили посла. Мы предполагали, что именно может случиться, и кажется, это удалось. Конечно, по-другому он высказаться не мог, он же дипломат, он же должен выполнять свою миссию. Я был рад тому, что все зрители, которые участвовали в этой дискуссии, видели не только фильм про Приднестровье, авторами которого являются Меэлис и Кристина, они в то же время получили другой взгляд на ситуацию вообще.Тогда у зрителя есть возможность не просто занять позицию, у них есть возможность понять, что в этой ситуации нет такой общей позиции.
Кристина: У нас ведь тоже спрашивали, почему в нашем фильме нет точки зрения Молдовы. По крайней мере в том, что мы сделали, мы позиционировали себя хотя бы географически относительно реки Днестр (восточное побережье – Приднестровье, прим. ред.). Мы хотели показать многослойность ситуации даже внутри этого маленького государства, мы смотрели на это непризнанное государство, как на маленькую лабораторию создания государственности, государственной идентичности, и на то, какая там политическая культура. В этом заключался наш главный фокус, вокруг которого мы построили повествование. Если бы мы показали взгляд с другой стороны Днестра (взгляд Молдовы, прим. ред.), то весь фильм пришлось бы делать совершенно другим, и тогда, наверное, надо было бы еще спросить мнение Украины, и вообще надо было бы съездить в Брюссель и там спросить у европолитиков и т.д. Мы решили этого не делать, мы решили показать ситуацию изнутри.
У многих зрителей из Эстонии фильм вызывает определенное чувство ностальгии в связи с нашим общим прошлым. Вы показывали фильм “ПМР” в Финляндии, где такой связи с советской культурой нет, отличалась ли в этом смысле реакция?
Кристина: Я думаю, разница есть. Но если честно, разница еще и в поколениях тоже. Наше поколение – конца 70-х – начала 80-х годов – и люди постарше воспринимают этот фильм в одном ключе, а те, кто родился в 90-х, для них эта связь, может быть, такая же, как и для финнов. Там узнаваемость совершенно отстраненная. Я думаю, что в Финляндии – как и в Эстонии – есть много людей, у которых есть какой-то стереотип относительно Приднестровья, может быть, они слышали, что это “черная дыра Европы”, и что это очень криминальное место, там продают оружие, что они…
Меэлис: …сепаратисты, плохие, не хотят дружно жить. Есть такие позиции… Очень многие сравнивают ситуацию в Приднестровье с ситуацией в Ида-Вирумаа начала 90-х. Я сам думаю, что это сравнивать трудно, но журналисты ищут такие общие точки. Конечно, настроения в это время были такие же, но ситуация была совсем другая. Сравнивать так нельзя, нужно глубже смотреть. Если говорить еще о ностальгии, некоторые люди старшего поколения, которые смотрели фильм, узнают свою юность. Да, это далеко не то же самое, там что-то поменялось, культура поменялась, но ты видишь…
Кристина: …что она построена на обломках памяти советского времени. Это камушки от того, что когда-то развалилось, сейчас из этих песчинок что-то построилось, но это здание уже другое совершенно, оно имеет совершенно другую форму, и там элементы есть, не принадлежащие к тому времени, но они все-таки связаны этим цементом.
Для русскоязычного зрителя эта тема значительно более знакомая, чем для эстонца или среднестатистического европейца. Как вы думаете, какая реакция на него будет в Европе? Сможет ли он побороть какие-то стереотипы?
Кристина: Мы думаем, что очень важно показать этот фильм в России. Мы не эксперты по ситуации в России, но мы думаем, что у многих людей, живущих там, много вопросов относительно государственной политики в вопросе Приднестровья. Потому что РФ инвестирует в Приднестровье очень много средств, помогает и газом, и деньгами. И, может быть, у многих людей, живущих не в самых благополучных регионах, есть большой вопрос – это ведь все-таки не часть России, почему вместо того, чтобы помочь нам или построить у нас дороги, дать нашим жителям газ бесплатно, это делается в Приднестровье.Я думаю, многим российским зрителям будет интересно посмотреть, что же там за люди живут. Ну а с точки зрения европейской тоже будет интересно, я думаю, потому что это поможет многим европейским людям за этой “черной дырой Европы”, за этим стереотипом увидеть настоящих людей, у которых есть лица, имена, ценности, и может с ними не обязательно соглашаться, но по крайней мере этот фильм поможет задать новые вопросы, как вообще подходить к этому обществу, как решать проблемы, исходя из того, какая там ситуация на самом деле.
Как может попасть в Приднестровье обычный европеец, который, посмотрев ваш фильм, захочет сам там побывать?
Меэлис: Туда добраться очень легко, есть разные возможности. Можно лететь в Кишинев или Одессу, там сесть на автобус и поехать в Тирасполь. Виза не нужна. На месте нужно зарегистрироваться, как в России. Туда можно поехать на поезде из Москвы, на автобусе из Киева. Можно ехать на личном транспорте. Нужно, конечно, быть осторожными, так как, если говорить о милиции и пограничниках, имеется коррупция. Турист в этом плане должен быть осторожен, не слишком демонстрировать, что он из другой страны. Если кто-то туда захочет поехать, то я лично советую ехать в конце лета, в августе, начале сентября, когда созревают фрукты, там тепло, хорошее пиво, вино – в это время, правда, еще прошлогоднее. Там есть гостиницы, мобильный телефон работает, интернет можно использовать. Жизнь там не дешевая, продукты дорогие. Все общение идет на русском языке. Если ехать по стране, то можно услышать молдавский язык, украинский, болгарский, гагаузский… Можно увидеть местную культуру, если попасть туда в День Кеспублики – 2 сентября, они это широко празднуют, люди открытые, я бы советовал ехать именно тогда. Или найти другой государственный праздник. Преступности там мало, если говорить об уличной преступности. То бизнес делать с ними нелегко. Хотя они сами очень хотели бы делать бизнес.
