31.01.2014 Новости КПРФ. Газета «Правда» о новой книге Сергея Кремлева «Великий и оболганный Советский Союз»
Есть книги, которые надо прочесть обязательно уже потому, что в них соединяется публицистичность с точными историческими фактами. Именно это можно сказать о новой книге Сергея Кремлёва (Брезкуна), изданной издательством «Алгоритм» под названием «Великий и оболганный Советский Союз» с подзаголовком «22 антимифа о советской цивилизации».
Эта книга «полна неожиданностей». Так, Сергей Кремлёв заявляет, что за годы советской эпохи было «семь Советских Союзов», порой враждебных один другому. «В сталинском СССР, — сказано в книге, — за развал страны расстреляли бы, а в «СССР» Горбачёва это приводило в Верховный Совет. Люди даже одного поколения жили в разных СССР, а классической стала эпоха Сталина».
Впрочем, лучше просто предоставить слово автору. Вот что говорит Сергей Кремлёв, описывая «факт 2-й» из нашей истории, где напоминает читателю, что Февраль 1917 года совершила «элита», а Октябрь 1917 года — народ…
«НЫНЧЕ хвалят царизм, но не поминают лихим словом и ту Февральскую революцию 1917 года, которая свергла царизм. Проклятия и поношение достаются на долю одной Октябрьской революции того же 1917 года.
Где правда?
В России всегда долго запрягают, но быстро ездят. Вот так и вышло в 1917 году — сразу две революции, вначале весной — Февральская, осенью — Октябрьская…
Либералы утверждают, что России если и нужна была революция, то — только Февральская, а Октябрьский «переворот» «германского шпиона» Ленина дал начало гибели России. Бывший президент Финляндии Мауно Койвисто в 2001 году в своей книге «Русская идея» заявил: «По моему мнению, Россия после совершённого большевиками осенью 1917 г. переворота встала на внеисторический путь развития…»
Койвисто ошибался уже потому, что любое — хоть положительное, хоть отрицательное, развитие общественных процессов происходит в рамках истории и внеисторическим быть не может. Вот антиисторическим — да! На антиисторический путь деградации осенью 1991 года вступила Россия — после совершённого «пятой колонной» Запада горбачёвско-ельцинского переворота…
Но с чем не буду спорить, так это с мыслью о том, что та Россия, которая была у нас до Октября 1917 года, действительно после Октября погибла.
Однако — какой была эта Россия?
В докладе Пятому съезду уполномоченных объединённых дворянских обществ 1909 года его автор В. Гурко говорил:
«Все без исключения страны опередили нас в несколько десятков раз. Годовая производительность одного жителя составляла в России в 1904 г. всего 58 руб., в то время как в Соединённых Штатах она достигла за пятнадцать лет до того 346 рублей».
Вот так!
В 1913 году Россия занимала первое место в мире лишь по добыче торфа и была на втором месте в мире по производству свекловичного сахара.
Причём, несмотря на второе «сахарное» место, в 10-е годы на среднего жителя Российской империи приходилась в день одна чайная ложечка сахара. Крестьянин же сахара не видел вовсе.
Занимала Россия второе место в Европе по добыче нефти — до русской нефти иностранцы были охочи всегда и всемерно способствовали развитию нашей нефтяной промышленности.
По всем же остальным позициям, кроме двух, о которых ниже будет ещё сказано, Россия занимала не выше пятого места в мире, четвёртого — в Европе.
И всё — по валу! В среднедушевом исчислении какое там четвёртое или пятое! Хорошо, если на десятое вытягивали!
По добыче угля мы были в Европе на пятом месте, по производству электроэнергии — на седьмом…
Электростали, алюминия, автомобилей, тракторов, комбайнов, электродвигателей, радиостанций, телефонов, большей части химикатов и прочей наукоёмкой продукции царская Россия не производила вовсе или производила в мизерных количествах.
В начале ХХ века расходы по народному просвещению на душу населения в России были в двенадцать раз меньше, чем в Англии, длина железных дорог на ту же душу — почти в пятнадцать раз меньше, чем в США.
Причём российские железные дороги в отличие от европейских были сплошь однопутными, а два из трёх паровозов были построены до 1880 года, то есть не могли обеспечить ни приличного тягового усилия, ни путевой скорости.
Занимала царская Россия второе место в мире ещё и по производству льна и по валовому (не душевому, конечно) сбору зерновых. Но тут я опять обращусь к докладу Гурко:
«Вывоз хлеба происходит не от достатка, а от нужды, происходит за счёт питания населения. Наш народ, как известно, вынужденный вегетарианец, то есть мяса почти никогда не видит».
Ещё раньше, накануне ХХ века, профессор А.Н. Энгельгардт в книге «Из деревни» задавался вполне резонным вопросом:
«Почему же русскому мужику должно оставаться только необходимое, чтобы кое-как упасти душу, почему же и ему, как американцу, не есть хоть в праздники ветчину, баранину, яблочные пироги? Нет, оказывается, что русскому мужику достаточно и чёрного ржаного хлеба, да ещё с сивцом, звонцом, костерем и всякой дрянью…»
Впрочем, русский мужик далеко не всегда получал даже необходимое — царская Россия вывозила много хлеба за счёт голодного брюха крестьянина, а не за счёт крупного товарного производства.
Когда началась Первая мировая война, эта слабость русского сельского хозяйства проявилась очень быстро. И не большевики, а царское правительство 29 ноября 1916 года впервые ввело понятие «принудительная продразвёрстка», выпустив постановление «О развёрстке зерновых хлебов и фуража».
Причина была понятна! Того мужика, который, недоедая, кормил Европу и при этом — как-никак — кормил ещё и себя и свою семью, теперь надо было самого кормить за счёт государства, потому что миллионы мужиков сидели в окопах. А необходимого числа крупных производителей хлеба в России не было. Всё это вполне определённо показал известный ещё в царской России экономист профессор Кондратьев в своей книге «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции».
Кондратьев приводил данные о нормах душевого потребления злаковых (ими кормят, к слову, и скот, получая мясо и молоко) в разных странах за 1908—1912 годы… Бельгия потребляла на душу населения 20,1 пуда пшеницы и ржи; Франция — 16,4; Германия — 15,3; Россия — 14,8 и Австро-Венгрия — 13,1 пуда. И из этих цифр Кондратьев делал очевидный вывод:
«Отмечая наличие избытка хлебов за покрытием внутренних потребностей их, мы одновременно должны подчеркнуть, что нормы потребления хлебов на душу в России относительно низки…
Мы видим, что норма потребления в России является после Австро-Венгрии самой низкой. Поэтому можно сказать, что избытки хлебов в России, товарность этих хлебов и развитие экспорта их базируются в общем на относительно низких нормах потребления широких масс населения…»
Итак, хлебный экспорт царя держался на недоедании мужика без всякой пользы для последнего, зато с большой выгодой для первого. Не было бы заплат на заду у Ивана да Марьи, и их августейший повелитель не смог бы обеспечить своей и великих князей любовнице, балерине «Малечке» Кшесинской, ни дворца, ни бриллиантовых гарнитуров.
А Первая мировая война быстро добивала Россию. Вот каким было положение к началу 1917 года, причём ниже дана далеко не вся удручающая картина экономического развала:
«Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28 ввиду отсутствия подвоза топлива и необходимого материала. На Урале из 92 доменных печей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов… Правительственная власть полностью бездействует и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок…»
Это — совершенно достоверные данные, они взяты из телеграммы от 26 февраля (старого стиля) 1917 года, направленной председателем Государственной думы Родзянко в адрес генерала Алексеева, начальника штаба Верховного главнокомандующего, которым был сам царь.
Так что могло дать России устойчивую перспективу на ХХ век?
Безусловно, лишь утверждение деятельного Разума и Добра в качестве основополагающего принципа российской государственности.
А что могло обеспечить такое положение Добра в России?
Безусловно, лишь социалистический строй.
Поэтому будущее соединение Русского Добра и русского социализма было естественным и неизбежным.
НО ВНАЧАЛЕ в Россию пришёл Февраль 1917 года… Его буржуазный характер не просто устраивал Антанту и США — именно Антанта Февраль и подготовила через своих людей в дворцовых кругах, в кругах крупной русской буржуазии и в Государственной думе.
В эмигрантских воспоминаниях на сей счёт можно прочесть много интересного — например, в записках бывшего начальника охраны царской семьи генерала Спиридовича. Он очень точно дал один из «срезов» Февральского переворота и резюмировал:
«Так осуществлялся давно задуманный план добиться реформы и отречения государя. План, к которому различные лица и группировки шли различными путями…»
Спиридович лучше всего видел чиновный «срез» подготовки и проведения переворота — полицейское, жандармское и военное руководство, и обвинял генералов Хабалова, Алексеева, Брусилова, Рузского и великого князя Николая Николаевича. Но генералы были лишь видимой частью «айсберга» заговора элиты.
В конце 1916 года с поощрения английского посла Бьюкенена был убит Распутин, а уже в феврале 1917 года Николай II отрёкся. Отрёкся не под дулом нагана матроса Железняка, а после опроса своих собственных командующих фронтами и флотами. Жёстко против отречения высказался только Хан Нахичеванский, остальные высказались за отречение.
Вот почему и последний дворцовый комендант Николая генерал Воейков назвал основными виновниками падения самодержавия именно эту компанию во главе с бывшим главнокомандующим, дядей царя, великим князем Николаем Николаевичем. Но отречения царя требовали также кадет Милюков, помещик Родзянко, монархистствующий интеллектуал Шульгин…
И, опять-таки, не матрос Железняк, а ярые монархисты Владимир Шульгин и Владимир Родзянко писали текст отречения последнего российского императора.
Поезд генерал-адьютанта Иванова, которого царь направил на усмирение Петрограда, застопорили в пути не красногвардейцы, а тёмный буржуазный депутат Государственной думы инженер Бубликов и железнодорожный штатский генерал, кадет Ломоносов. Они же не пустили в столицу и поезд самого императора.
Так что я не вижу лучшего способа дать краткую оценку Февралю, чем привести слова Ленина:
«Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольство с их агентами и «связями», чтобы помешать сепаратному миру Николая Второго с Вильгельмом II, организовали заговор вместе с октябристами и кадетами, вместе с частью генералитета и петербургского гарнизона для смещения Николая Романова. Англо-французский империалистический капитал, в интересах продолжения империалистической бойни, ковал дворцовые интриги, подстрекал и обнадёживал Гучковых и Милюковых…»
А вот уже не цитаты, а факты…
Мелкие, так сказать, «капли» исторической истины, по которым узнаётся вкус эпохи…
Английский посол Бьюкенен носил неизменный значок со свастикой. И свастика же была на банкнотах Временного правительства. На пятитысячной купюре она была повторена три раза!
Вряд ли это было простым совпадением.
Ещё за год до революции полковник Генштаба Энгельгардт — кадетский член Военной комиссии Государственной думы, честно признавался:
— Распутинская и сухомлиновская клики сильны…
И тут же прибавлял:
— Но мы с ними справимся.
— Каким способом? — интересовались собеседники.
— Да, пожалуй, придётся революционным… Только как бы «слева» не захлестнуло…
После Февраля Энгельгардт был назначен комендантом Петрограда, но сбывались его опасения — «слева» и захлёстывало.
Такой вариант не устраивал ни Антанту, ни Америку, ни самих устроителей Февраля. 6 августа 1917 года крупнейший предприниматель, заводчик Рябушинский откровенно огласил свою программу: «Костлявая рука голода и народной нищеты схватит за горло друзей народа, членов разных комитетов и советов».
Капиталисты России саботировали производство. В мае 1917 года было закрыто 108 заводов. Летом простаивало уже 40% металлургической промышленности и 20% текстильной. И общую ситуацию в августе 1917 года хорошо описывал Манифест VI съезда РСДРП (б):
«Американские миллиардеры, наполнившие свои погреба золотом, перечеканенным из крови умирающих на полях опустошённой Европы, присоединили своё оружие, свои финансы, свою контрразведку и своих дипломатов для того, чтобы не только разгромить своих немецких коллег по международному грабежу, но и затянуть потуже петлю на шее русской революции».
Первое Америке удалось, второе — нет. Но это не значит, что Соединённые Штаты, как и российский Капитал, не старались. Однако в России брали верх такие силы, что Капитал оказывался бессильным.
Силой, способной разрушать любые планы Капитала, мог быть только Труд, но не просто Труд, а Труд, ведомый верной политической идеей.
А такая идея у трудового народа России в 1917 году была!
Ещё до того, как большевики взяли власть, в конце сентября 1917 года, Ленин, находясь в Выборге, начал писать работу «Удержат ли большевики государственную власть?» Он закончил её 1(14) октября, и в октябре же 1917 года она была опубликована в № 1—2 журнала «Просвещение».
В этой своей работе Ленин писал:
«После июльских дней (когда была расстреляна Июльская демонстрация большевиков. — С.К.) мне довелось благодаря особенно заботливому вниманию, которым меня почтило правительство Керенского, уйти в подполье. Прятал нашего брата, конечно, рабочий. В далёком рабочем предместье Питера, в маленькой рабочей квартире подают обед. Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: «Смотри-ка, какой прекрасный хлеб. «Они» не смеют теперь, небось, давать дурного хлеба»…
Меня поразила эта классовая оценка июльских дней. Моя мысль вращалась около политического значения события, взвешивала роль его в общем ходе событий, разбирала, из какой ситуации проистёк этот зигзаг истории и какую ситуацию он создаст, как мы должны изменить наши лозунги и наш партийный аппарат… О хлебе я, человек, не видевший нужды, не думал…
А представитель угнетённого класса, хотя из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, берёт прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой, с той твёрдой решительностью, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко. Весь мир делится на два лагеря: «мы», трудящиеся, и «они», эксплуататоры. Ни тени смущения по поводу происшедшего: одно из сражений в долгой борьбе труда с капиталом. Лес рубят — щепки летят.
«Какая мучительная вещь, эта «исключительно сложная обстановка» революции» — так думает и чувствует буржуазный интеллигент.
«Мы «их» нажали, «они» не смеют охальничать, как прежде. Нажмём ещё — сбросим совсем» — так думает и чувствует рабочий».
Вот в Октябре 1917 года трудовой народ России и нажал — под руководством Ленина и Сталина.
И в итоге неплохо получилось!»
* * *
Можно лишь порадоваться за новую работу Кремлёва — серьёзного и вдумчивого исследователя нашей советской истории. Правда об СССР нужна не только ради исторической истины, но и для нашей нынешней борьбы за будущее России.
http://kprf.ru/history/soviet/127727.html
